Ягуаровая бухта

Ягуаровая бухта

Я проснулся сам не знаю почему, не сознавая, где нахожусь, и подумал, что меня разбудил ветер. Высокая комната была во власти ветра - нетерпеливых порывов умирающего древнего бриза. Он метался по крыше и росшим вокруг пальмам, задыхался в щелях и окнах врывался сквозь бревенчатый косяк высокой хижины.

В темноте я пытался зажечь свет - нашел ручной фонарь и выключил его.

Первое что я увидел, был лежащий на полу кусок скорлупы кокосового ореха. Медленно соображая, я вспомнил что, когда ложился спать, скорлупы на полу не было. Пока я выяснил, откуда она появилась, ещё один обломок скорлупы влетел через окно и упал на пол, а снизу послышался настойчивый голос, чуть более , громкий, чем шелест ветра:

- Senor, es hora!^* Время! Oigame, senor!^**

^* (Уже настало время, сеньор! (исп.).)

^** (Послушайте, сеньор! (исп.).)

И тут я понял, что это голос Чепе и что я проспал всю вторую половину дня, а сейчас уже близка ночь и нужно идти встречать черепашье стадо. Помахав фонариком в окно, я начал одеваться.

Я снова приехал на неделю на побережье Тортугеро, без всякой пользы болтался повсюду, бродил по берегу, ловил рыбу и собирал коллекции различных животных, ожидая, когда приплывет стадо черепах. Опять я приехал сюда слишком рано, и вместо стада здесь появилась только маленькая группа чересчур предусмотрительных самок. Veladores^* еще не выстроили свои ranchos^** небольшие, крытые пальмовыми листьями хижины, в которых они проводят промысловый сезон. Однако сегодня утром приземлился маленький самолет, совершающий еженедельные рейсы из Пуэрто-Лимона, и летчик сообщил, что в нескольких милях к югу плывет много черепах и, может быть, стадо придет сюда нынешней ночью, но скорее всего завтрашней. Поэтому я вскочил с постели, словно меня облили ушатом холодной воды.

^* (Дозорные (исп.).)

^** (Домики (исп.).)

В эту ночь я не обнаружил черепах. Если оценивать прошедшую ночь, исходя из моей основной научной задачи, можно считать, что я не достиг цели. Однако попытаюсь вспомнить события этой ночи во всех подробностях, на сколько мне позволяют память и записные книжки, чтобы показать, как содержательна может быть неудачная ночь на побережье.

Когда я возвращаюсь домой из очередной поездки в тропики, любители задавать вопросы спрашивают меня, не наскучили ли мне эти поездки и не надоел ли я сам себе, занимаясь поисками того, чего зачастую не нахожу? Нет, не наскучили. Я бываю мокрым, потным от жары, иногда мне очень хочется спать. Порой становлюсь беспокойным, безрассудным, по временам бываю дьявольски голодным, но все это мне не надоедает. То, что повергает меня в скуку севернее 20-й параллели, здесь кажется занимательным. Я испытываю несвойственный профессионалам наивный восторг перед тропиками и живущими там людьми, и это заставляет меня безоговорочно мириться с условиями, которые казались бы нестерпимыми в других местах. Когда приходится торчать в каком-нибудь городе или поселке, не имея возможности выехать, мое беспокойство растет, но стоит только попасть в лес - и уже ни что не сдерживает мой энтузиазм.

Однако продолжим рассказ о вечере на побережье с того момента, как меня разбудил ветер.

Я вытряхивал из ботинок песок, когда Чепе окликнул меня вторично.

- Ja voy^*, - сказал я и принялся собирать разнообразное имущество, которое нужно взять с собой, когда идешь метить черепах. Быстро проверил все вещи: прикрепляемый к голове электрофонарь, фотоаппарат, штатив, фоторефлектор, запасные лампы, черно-белую и цветную пленки, пластинки для метки черепах, проволоку, бурав, кусачки, плоскогубцы, стальную рулетку, записную книжку и карандаши. К этому добавил свернутый пластикатовый плащ и несколько мешков для коллекций все это рассовал по карманам рюкзака и спустился вниз по лестнице.

^* (Сейчас иду! (исп.).)

Чепе встретил меня у ворот изгороди. Сейчас он мало напоминал облитого потом индейца с двумя связками бананов на голых плечах, которого я нанял себе в помощь. В этот вечер он был одет в пару синих саржевых брюк, в длинную со складками рубашку, сшитую никарагуанским портным на манер кубинской guayabera^*, слишком просторную для Чепе, но зато накрахмаленную и ослепительно белую. На нем были новые, прямо из магазина, тяжелые, двухцветные ботинки, скрипучая подделка какой-то за граничной модели, но сделанная из жесткой, дубленой мангром бычьей кожи. Волосы Чепе были так напомажены, что походили на гладкое черное стекло. Позади на поясе висел нож-мачете. Все это не внушило доверия, и я посмотрел на моего спутника с опаской.

^* (Национальная крестьянская одежда на Кубе (исп.).)

- Нам придется далеко идти, - сказал я. - И придется тяжело работать.

- Что ж, все будет в порядке, - ответил Чепе. - Мы будем работать.

- Тогда скажите, к чему это щегольство? Для чего вы так нарядились? Мы отправляемся на берег, и я не могу понять, зачем нужно ходить этаким франтом по песку.

- Потому, что сегодня субботний вечер,- сказал Чепе таким тоном, словно я забыл об этом. - Я каждый субботний вечер надеваю хороший костюм. Es que es costumbre^*.

^* (Здесь такой обычай (исп.).)

Когда здесь начинают фразу с es que, то лучше уступить. Смысл заключается в том, что вы здесь чужеземец и что некоторые тонкости обычаев страны неминуемо от вас ускользают, а они должны оставаться такими, какими были до сих пор. Я это хорошо знал и не стал спорить с Чепе по поводу костюма.

- Ладно, в таком случае все в порядке, - сказал я - Пошли!

Я отдал Чепе рюкзак, и он надел лямки поверх своей великолепной рубашки. Мы пошли навстречу прибою по спускающейся вниз чистой и хорошо вытоптанной тропе, пересекли напоминавшую площадь вырубку, возле которой стояли хижины индейцев москито.

Большинство домов были наглухо закрыты, и в них царила удивительная тишина, лишь сквозь тростниковые стены слышалось чье-то бормотание или плач ребенка. Только в одной плетеной постройке, значительно боль шей, чем остальные, и стоявшей ближе к берегу, ясно ощущались признаки жизни. Как и в остальных строениях, окна и двери в ней были наглухо закрыты, но сквозь щели просачивался яркий свет, доносился людской говор, а гитары и барабаны пытались заглушить друг друга.

Чепе резко повернул голову в сторону постройки.

- Вот где собрались все москито! Но они еще не навеселе. Mas tarde, si^*.

^* (Несколько позже, да (исп.).)

Можно было расслышать звуки струн и барабанов, ухватить какой-то стройный и неожиданно исчезавший мотив. Глухие удары, гул и дробь барабанов как бы намечали рисунок мелодии и вновь его стирали; гитары бряцали и нестройно звенели, люди начинали напевать одним голосом, без слов, притоптывать ногами и заполнять паузы полу певучими фразами или отрывистыми фальцетными вы криками. Потом мы услышали молодой сильный голос, и вскоре весь небольшой дом зазвучал, как орган.

Плотно закрытые двери, приглушенная музыка и смутные просвечивающиеся сквозь щели дома полосы света - все это так характерно для такого "веселья". Я вспомнил, как в годы, когда я был еще мальчишкой и жил на побережье штата Джорджии, негры запирались субботними вечерами в ветхих хижинах и робко тешили себя игрой на таких же гитарах и барабанах.

Мне хотелось остановиться, посидеть в тени и послушать, но позднее время не позволяло, к тому же Чепе решительно торопился уйти отсюда, и я медленно побрел за ним, прислушиваясь к замирающему волшебству музыки.

Позади дома, где веселились люди, хижины располагались в беспорядке вдоль тропы, проложенной через прибрежный кустарник. Это была основная дорога, ведущая к югу от Парисмины, она шла среди низких дюн и проложена была здесь потому, что сыпучий и сухой песок дает лучшую опору для ноги, чем расползающийся прибрежный грунт. Этой тропой мы дошли до края деревни и очутились на расчищенном от кустарника пастбище, где из тощей травы на песок выбегали тысяченожки. У ближнего края пастбища стояла привязанная к столбу белая лошадь, которая пощипывала чахлую траву.

Лошадь была одно ухой, худой, измученной и более высокой, чем кони местной породы. Несомненно, она совсем недавно появилась в деревне, так как в день моего приезда я безрезультатно обежал все вокруг в поисках bestia^*, на котором мог бы совершать поездки по берегу. Такая лошадь вполне подходила мне.

^* (Животное (исп.).)

- Не могу ли я нанять эту лошадь? - сказал я. Где может быть ее dueflo^*?

^* (Хозяин (исп.).)

- Он отправился пьянствовать, - ответил Чепе. - Это старик с двенадцатой мили. Он velador^*. Ему незачем velar^** по ночам до пятнадцатого числа, и он приехал сюда выпить guaro^***. Непонятно, откуда он берет деньги.

^* (Дозорный (исп.).)

^** (Бодрствовать (исп.).)

^*** (Водка (исп.).)

Я решил, что завтра найду этого человека, даже если придется идти за ним на двенадцатую милю. Вид у лошади был унылый, но лучше пользоваться такой лошадью, чем ходить пешком по десять-двадцать миль в темноте. Для глубоких песков Тортугеро больше подходят верблюды, но так как их здесь нет, я решил не предаваться праздным размышлениям. Одержимый жаждой собственничества я провел рукой по натертому, костлявому хребту белой лошади, и она удивленно посмотрела на меня.

Чепе нагнулся и, стоя попеременно то на одной, то на другой ноге, начал снимать ботинки. Связав шнурки, он отнес ботинки на край вырубки в кусты и повесил их на ветке. Затем засучил брюки и расстегнул накрахмаленную рубашку. Он стал пояснять мне, что ботинки не годятся для хождения по песку - они хороши для скал. или, на пример, для того, чтобы произвести впечатление, скажем, в субботний вечер, или в городе.

Мы намеревались пройти десять-пятнадцать миль. Пе сок был мягким и мелким, но состоял он из пемзы и вулканического стекла, и через несколько миль мои неприспособленные, тонкокожие ступни ног были бы истерты. У Чепе же были ноги горного индейца, покрытые огрубевшей кожей, с крепкими искривленными пальцами. Большие пальцы отгибались в сторону на сорок пять градусов из-за постоянного ношения открытых сандалий, а также потому, что при верховой езде в стремена продеваются только большие пальцы ног. Теперь, когда ботинки были сняты, я больше не беспокоился о ногах Чепе. Я ему только завидовал.

- Ну как, пойдем? - спросил он.

Мы направились по едва заметной боковой тропинке, протоптанной в высокой, по пояс человеку, траве и вышли на берег. В то время, как я приноравливался к правильному шагу и ритму хождения по песку, Чепе начал разговор - ему нужно было облегчить собственную душу. Я даже не представлял, - насколько сильно он ощущал себя здесь чужаком и как не по душе ему эти места. Он не видел ни чего хорошего ни в индейцах москито, ни в неграх, ни в Тортугеро и Пуэрто-Лимоне.

- Все, что здесь, - плохо! - сказал он. - А вот на родине, там все по-другому. Здесь они играют на гитарах, вместо того, чтобы ударять по ним. И это здесь называют весельем!

- Но мне кажется, что там, в хижине, индейцы москито веселились.

- Но не так, как в Окотале. Здесь все плохо, а в Пуэрто-Лимоне еще хуже. Здешний народ живет неправильной жизнью.

- У вас тоска по родине. Здесь вовсе не так уж плохо. Мне здесь нравится. И мне по душе индейцы москито.

- Для гринго все выглядит иначе. А знаете ли вы, как здесь трудно достать кукурузную лепешку!

- Правда... - сказал я. - И мне это очень досадно.

- А дома сколько хочешь кукурузных лепешек. У нас их хорошо пекут мама и сестра Анхела, и лепешек всегда вдоволь. И сыра, и творога, и растительного масла. А здесь только пшеничная мука и кокосовый жир, а они вредны для здоровья.

- Я вижу, что вас мучает тоска по родине, - сказал я - А насчет кукурузных лепешек вы правы. Почему же вы не возвращаетесь домой?

- Я собираюсь. Но здесь можно заработать. Вернусь домой, как только накоплю деньжат.

Несмотря на постепенно увеличивающуюся темноту, я увидел разбросанную на песке белую округлую скорлупу яиц. Я поднял скорлупку, она была совсем свежей и по ходила на кусочек кожи. Осмотревшись кругом, я не обнаружил в песке ямы, которую мог вырыть в поисках гнезда похититель яиц.

- Они только что вылупились, - сказал Чепе и стал искать маленьких черепах.

Сезон был явно неподходящим, и только в гнезде биссы мог вылупиться молодняк. Я встал на колени, ощупал песок в кем-то потревоженном гнезде и обнаружил не большую воронку. Засунув в нее руку по самое запястье, я натолкнулся на маленькое, живое тело и схватил его. Оно царапалось и слабо извивалось, потом вынырнуло из песка и ринулось вверх по моей руке к плечу, затем через ухо взобралось прямо на темя. Я взмахнул рукой - оно прыгнуло на темный край травы и исчезло прежде, чем я успел на него взглянуть. Изумленный Чепе тихо что-то произнес.

- Que fue^*? - спросил он.

^* (Что это? (исп.).)

- Не знаю, - ответил я. - Если это черепаха, то такой проворной я еще не встречал. Попробую еще!

Я достал фонарь, прицепил батарею к поясу, а лампу к голове. При свете фонаря, мы дружно принялись рыть, осторожно отбрасывая пригоршни песка. Вдруг Чепе что-то нащупал и быстро отдернул руку. Покуда мы отгребали песок, какой-то предмет принял очертания, и мы увидели высунувшуюся из яичной скорлупы большую, зеленую голову с ярко-черными глазами.

- Змея! вскрикнул Чепе и одним рывком отпрянул на четыре фута в сторону. Маленькие глазки-бусинки животного заморгали и стали похожими на глаза пресмыкающегося, но я отлично понимал, что о змее не могло быть и речи. Тут я вспомнил, что ящерица-игуана обычно устраивает гнезда в песчаных местах. Я взял в руки маленькое, влажное и обсыпанное песком существо, которое сразу же вцепилось зубами в мой палец, отбросив в сторону скор лупу, из которой только что вылупилось. Еще два существа выскочили из гнезда, перемахнули через мои ноги и умчались в кусты. Я обтер песок с пойманной игуаны и про тянул ее Чепе.

- Garrobo^*, сказал он. - Прямо на берегу?

^* (Игуана (исп.).)

Мы сели вплотную к яме и добрых полчаса выкапывали молодых игуан. Все они были удивительно злобно настроены, очень подвижны и нескольким удалось удрать. Убежала даже та, которой я помог вылупиться из яйца. Но все же тридцать игуан очутились в моем мешке. Все они были зелено-салатного цвета и имели в длину от восьми до десяти дюймов.

Мне ни разу не довелось видеть, как вылупливаются маленькие игуаны. Был случай, и я даже писал о нем, когда обнаружил гнездо игуаны на песчаной отмели одной из никарагуанских рек; там ящерица отложила яйца прямо над гнездом каймана. Найденное сегодня гнездо отстояло по крайней мере на полмили от территории, где обитают игуаны, то есть от больших деревьев лесной полосы, тянущейся вдоль реки Тортугеро.

Мы обследовали соседнее с гнездом игуаны место и обнаружили там, на расстоянии не более ярда, свежее гнездо биссы. Трудно назвать двух пресмыкающихся столь раз личных по образу жизни, чем игуана и бисса. Последняя живет возле подводных коралловых рифов, а первая лазает высоко по деревьям, растущим у лесных опушек, и питается их листвой. А тут две беременные самки встретились с глазу на глаз, на одном и том же месте, с одинаковой целью - зарыть яйца. Конечно, обе принадлежали к пресмыкающимся, а неотъемлемое свойство пресмыкающегося - закапывание яиц. По-видимому, здешний прибрежный песок явился самой лучшей и ближайшей инкубационной средой и для древесной ящерицы и для обитающей в соленых водах биссы.

Когда мы убедились, что гнездо раскопано до дна, я наспех сделал ряд измерений, занес данные в записную книжку, захватил несколько целых яиц и завязал мешок с пойманными игуанами. Мы счистили песок с рукавов и брюк и, взяв с собой игуан и рюкзаки, двинулись дальше.

Стало совсем темно. Время от времени я включал фонарь и длинным лучом освещал берет. Но Чепе сказал мне, что след черепахи заметен в темноте не хуже, чем при свете фонаря, а может быть, даже и лучше.

- Вы можете видеть более темную полосу, - пояснил он.

Его мысль была мне понятна, и в ней содержалась доля истины. Но, с точки зрения опытного человека, располагающего фонарем, было неправильным идти в темноте, когда знаешь, что при свете фонаря можно обнаружить много разных глаз - маленьких огоньков, сверкающих среди дюн, как искусственные мозаичные камни, или светящиеся в кустах, как мерцающие звезды. Это могут быть глаза наземных пауков, бегающих вдоль открыто го берега в погоне за песчаными блохами, порой влезая на высокую траву и подкрадываясь к спящим в ней насекомым. Это бывают глаза тонких, как бумага, древесных пауков, приникших к гладким черенкам листьев кокосовых пальм. При свете фонаря вы можете видеть, как ночные крабы быстро переставляют свои многочисленные ноги, пересекая неразличимый в темноте песок, и скользят по нему, словно по туго натянутой проволоке. Они ищут спасения в полосе прибоя или же в своих норах, в зависимости от того, что окажется к ним ближе в момент, когда их неожиданно осветит луч фонаря.

Вы долго смотрите вдоль длинного светового луча в поисках мерцающих глаз енотовидных. У полосы кустарника вам не всегда удается заметить промышляющего добычу енота, однако почти всегда можно увидеть нелепо огромное сверкание глаз сидящего на яйцах козодоя. И хотя вы уже десятки раз видели это сверкание, у вас начинается сердцебиение ... красоте, что перед вами какое то огромное ... почти совсем на грани вашего поля зрения, появляется созвездие, и его неясно горящие звезды неожиданно прочерчивают по небу полосы света, словно падающие метеоры. Раздавшееся в кустах тявканье дает вам понять, что вы напугали стаю собак из Сикирреса, рыщущих здесь в поисках яиц биссы и ожидающих, покуда приплывет большое стадо зеленых.

Если вы направите луч фонаря поверх низкого берегового кустарника, к деревьям прибрежной рощи, то сможете зажечь огонек величиной с булавочную головку в глазах двухдюймового мотылька. Постепенно этот огонек разгорится до размеров и окраски свечения глаз шестифутового аллигатора. И сколько бы раз вы не поворачивали голову в сторону моря, вам не удастся обнаружить там чьих-либо глаз - лишь спугнете стайки кормящихся в полосе прибоя маленьких плоских рыбешек, которые в полном безумии начнут кувыркаться и взлетать в воздух. Может быть, только на сотый раз ваш луч отразится от панциря биссы, плывущей по волнам к берегу, чтобы снести там яйца.

Мы шли уже около получаса, когда прямо перед нами, на берегу я обнаружил отблеск чего-то очень знакомого, но крайне неправдоподобного для этих мест. Этот неясный, ярко-розовый, круглый глаз мерцал, подобно планете, а не сверкал, как звезда. Вне всякого сомнения - этот четко очерченный кружок был глазом лягушки. В слабом свете луча глаз казался висящим в пространстве. Не поверив впечатлению, я продолжал идти вперед, пока не увидел четкие контуры бревна.

Полусгнившее бревно толщиною в два фута наполовину завязло в песке, один его конец обсох и побелел от соли, а другой был черным и мокрым от брызг набегавших волн. Сверкавшая глазами лягушка сидела как раз на границе сырой и сухой частей.

Такое событие может показаться незначительным, но, с моей точки зрения, оно было чудом. Глаз принадлежал древесной лягушке-хиле-крупной тропической породе, которую обычно находят в прудах и канавах, наполненных пресной водой. Из всех дышащих воздухом позвоночных амфибий лягушки и саламандры менее всего терпимы к соленой воде, которая поглощает влагу из протоплазмы и создает трудности для голых и влажных существ.

В здешних краях нет настоящих морских пород амфибий, а те, что живут здесь, остерегаются соприкосновения с морем. Лишь жабы - существа более толстокожие пoтеряют меньше влаги из организма, чем их сородичи, поэтому их иногда можно встретить ночью в дюнах или вблизи речного устья, но это случается редко.

Насколько я помню, лягушка-хила сидела вопреки правилам возле сырой части бревна. Согласно всем учебникам, ей надлежало находиться в тяжелом осмотическом состоянии и под воздействием соленой воды она должна была сморщиться от потери собственной жидкости. Однако она сидела, вытаращив навстречу ветру большие глаза, подобрав под себя ноги, широко разинув глотку, дыша соленым воздухом, словно ожидала, что какая-нибудь мирная песчаная блоха, или паук, или еще какая-нибудь жертва очутятся поблизости.

По тому, с какой неосмотрительной настойчивостью она нарушала установленные для ее сородичей запреты и добывала необычный корм на отравленном солью участке суши, можно было решить, что лягушка появилась издалека. Она не могла родиться в море или в песке, она бес спорно появилась на свет в пресной воде. Следовательно, лягушка была каким-то образом доставлена в наветренную сторону из лесного пресноводного водоема или прилегающего к реке болота, и обратное путешествие через сухой кустарник было для нее невозможно. Однако возникшее подозрение заставило меня осветить часть пальмовой рощи, и тут я заметил покосившийся навес, стоявший на опутан ной виноградными лозами вырубке.

Покинув лягушку и Чепе, который не усмотрел ничего интересного в этой встрече, я обследовал вырубку и нашел развалины колодезного сруба. Такие колодцы со слабо солоноватой водой роют в сухом слое песка, лежащем между морем и рекой, до которой доходит приливная волна. Навес над колодцем сгнил и свалился, стены сруба сильно обветшали, но на дне я увидел отблеск воды. Я осветил колодец фонарем, постучал по срубу, и мне стало видно, как в тем ной воде засуетились головастики.

Теперь я понял, откуда появилась лягушка, но так и не узнал, почему она решила отдыхать на соленом бревне. Когда я вернулся, лягушка сидела на прежнем месте, а Чепе, примостившийся на сухом конце бревна, курил сигарету. Я засунул лягушку в мешок, и мы пошли дальше к югу.

Пройдя около двух миль мы не обнаружили ни единого следа зеленой черепахи. Действуя очень согласованно, черепахи всегда появляются постепенно, как бы предупреждая о прибытии. Но стадо не прибывало и, по-видимому, не собиралось прибывать этой ночью.

Уравновешенный человек, интересующийся только од ной узкой отраслью науки, отправился бы домой, чтобы набраться сил для следующего дня. Но передо мной на два десятка миль гладко расстилалось побережье, а бриз дул с силой, достаточной для того, чтобы отгонять песчаных мух. Отдельные тусклые зарницы сверкали далеко на юго-востоке, и было ясно, что проходившие на безопасном от нас расстоянии грозовые тучи разразились ливнями где-то далеко в море. Зачем же идти обратно? По-прежнему оставалась возможность встретить одинокую зеленую черепаху, а биссы и кожистые прибывали все время. Еще не наступил сезон для дозорных, берег был пуст, а из ближайшего леса всегда мог появиться какой-нибудь любитель поживиться яйцами. И вообще, если есть берег, по которому можно идти, вы всегда услышите от меня подобные рассуждения. Ночные прогулки по дикому, тропическому берегу - предел моих желаний.

Я спросил Чепе, хочет ли он вернуться - ведь если вы замышляете хождение темной ночью по берегу, то должны быть уверены в своем спутнике.

- Очень уж хорошо ночью на берегу, - сказал он.

Думаю, что от Пуэрто-Лимона до Колорадо-Бар не найдется ни одного молодого человека, который согласился бы участвовать в подобной прогулке без обусловленного воз награждения, да еще в субботний вечер, когда привезен и открыт бидон с guaro. Видимо, тоска по родине помогла Чепе предугадать в прогулке нечто приятное, а у латиноамериканского индейца тоска по родине - серьезный недуг.

Я принялся расспрашивать Чепе о родном доме и обо всем, что с ним связано: о семье и урожае, о девушках и заработках. Задавая вопросы, я как бы делил с ним тоску и вспоминал предрассветный запах стелющегося дыма, полуденную песню ветра в вершинах сосен над вьючными тропами, далекий вопль хохочущего ястреба, маленькую крытую черепицей хижину, стоящую на склоне холма возле красного, как разрез раны, участка обработанной земли или рядом с спрятанной от глаз бухточкой.

С того момента, как Чепе узнал, что я жил в горах и бывал в столь родном ему окотале, он в своеобразно сдержанной форме стал обо мне заботиться. Сегодня, в субботний вечер, особенно остро нуждаясь в сочувствии, он был готов нести мой мешок хоть на край света, если бы только мне понадобилось туда идти.

- Здесь на субботние вечеринки собираются только эти дикие москито, - сказал он.

И вы должны понять, почему на здешнем побережье так плохи субботние вечера. Субботу празднуют и здесь и дома, и тут и там одинаковые предметы бутафории, те же нарядные костюмы, но дух веселья совершенно иной. Guаgо, девушки и гитары фигурируют и здесь и там - в Окотале, но между ними нет и тени сходства.

Поймите, какие возможности представились Чепе в этот спокойный субботний вечер, как понеслись его "думы через равнины и цепи гор туда, в совсем иное место, где сегодня также льется рекой еженедельное guaro, где тщательно умывшиеся мужчины собираются в кабачках или сидят группами на перекрестках троп и под деревьями на обочинах пыльных дорог, пьют guaro, посматривают на девушек и судачат о них.

Здесь тоже в кабачках и под деревьями слышатся гитары, но звучат они совсем иначе.

В руках индейцев москито, говорил Чепе, они походит больше на негритянские скрипки "джуба", чем на гитары. А эти дикие джиги, эти стенания расслабленных струн, этот ритм мелодии, отбиваемый грохочущим большим барабаном, и смехотворная трескотня в интервалах! Чепе ни в грош не ставил чарующую музыку москито, не находил в ней ни чего хорошего или приятного, и разговор о ней доводил его до слез. В родных краях звучат мексиканские гитары, там шесть струн широким потоком источают сладость меда, или вспыхивают разноцветными огнями, или стонут и шепчут о радостях и горестях индейцев. Одна за другой звучат corrido^* и страстные, волнующие мелодии huapango^**. И хотя гитары совсем такие же, как здесь, говорят они совершенно по-другому.

^* (Баллада, народная песня (исп.).)

^** (Испанский народный танец (исп.).)

Увлеченный рассказами Чепе, которого тоска по родине заставляла переходить от одной темы к другой, я не сразу заметил человеческую фигуру маячившую рядом с нами у кромки воды. Включив фонарь, я осветил молодого метиса он медленно брел по колено в воде и держал в руках моток лиановой веревки. Конец веревки уходил далеко в море, куда-то за набегавшую приливную волну. Пока я пытался определить в чем дело, Чепе окликнул человека.

- Что он делает? Ловит рыбу? - спросил я.

- Saber^*,- ответил он.

^* (Догадайтесь (исп.).)

Тогда я громко приветствовал человека.

- Будьте любезны сказать, что у вас привязано к веревке?

- Tortuga^*, - ответил он. - Вернее, саrеу^**. Очень большая бисса.

^* (Черепаха (исп.).)

^** (Бисса (исп.).)

- Что вы намерены с ней делать?

- Я намерен ее съесть.

- Я спрашиваю, зачем вы ее привязали? Какой смысл стоять в воде и держать веревку с привязанной черепахой?

- Разве для вас в новинку такой способ перевозки пойманных черепах.

- Для меня это новость, - сказал я и посмотрел на Чепе. - А для вас?

- Для меня тоже.

- В таком случае, - сказал человек, - я могу показать, как это делается. Это очень практично. Я не буду вытаскивать garey, а вы смотрите...

Размотав часть веревки, он вышел из воды, добрался до сухого песка и, наклонившись, начертил круг на гладком песке. Он дорисовал четыре ласта и голову - получи лось изображение черепахи. Нацарапав полоску, ведущую от переднего ласта к верхнему щиту, он сказал:

- Вы привязываете ласт к щиту, затем обматываете всю эту сбрую вокруг панциря, а веревку крепите с внутренней стороны. Потом сталкиваете черепаху в воду и, удерживая конец веревки, идете в нужном вам направлении. Вот и все. Остальное делает сама черепаха.

- Очень мило, - сказал Чепе.

- Нечто вроде параван-охранителя, - сказал я.

- Что? - спросил человек.

- Не могу вам объяснить по-испански. А может быть, черепаха и не изображает параван. Но это удачная выдумка. Всякий другой способ перевозки доставил бы много беспокойства. Кто вас этому научил?

Человек постучал двумя пальцами по голове.

- Вот кто... - сказал он. - Я сам изобрел.

Перевозка черепах

- Очень мило, - сказал Чепе, с гордостью посмотрев на человека. - Он - никарагуанец.

Я был уверен, что и раньше где-то слышал о таком способе перевозки черепах, но сейчас было неуместно упоминать об этом. Человек свернул веревку и побрел в полосе прибоя.

- Конечно, это медленно, - сказал он, - но все же добираемся до места.

Когда он почти исчез в темноте, я крикнул ему вдогонку.

- Видели ли вы сегодня стадо зеленых черепах?

- Нет, сеньор. Стадо опаздывает. Когда оно приплывет, я не буду таскать черепах таким способом.

Последнее, что мы увидели, была фосфоресцирующая полоса, сверкавшая вокруг его голеней.

- Этот человек - никарагуанец, мой земляк, но он с побережья. Очень умен! - сказал Чепе.

Потом мы долго шли в темноте и слышали только шум прибоя и шелест песка под ногами. Когда Чепе вновь за говорил, его настроение несколько изменилось. Мое столь непривычное для него сочувствие и встреча с изобретательным земляком на время ослабили жгучую боль тоски по родине.

- Вы бывали в Энтре-Риос? - спросил он.

- Только поблизости. Со стороны Гондураса. Но достаточно близко, чтобы увидеть надпись "Viva Sandino!"^*, начертанную на утесах.

^* (Да здравствует Сандино! (исп.).)

- Jo si^*, - сказал он. - Я хорошо знаю весь тот район. Там все замечательно, но мало кто об этом знает. В этом месте Сандино победил солдат-гринго.

^* (Я тоже (исп.).)

- Он их не победил. Но его трудно было там поймать. Думаю, что так обстояло дело.

- Он отрубил головы всем гринго, - сказал Чепе,

- Не всем.

- Да, всем, - настаивал Чепе.

- Мне приходилось встречаться и беседовать с побывавшими там морскими пехотинцами. У них головы были на месте, и я уверен, что и остальное было неповрежденным.

- Сомневаюсь...- сказал Чепе. - Сандино был muy capaz, muy hombre^*.

^* (Очень ловкий, настоящий мужчина (исп.).)

Вдруг я заметил среди спутанных морских водорослей отблеск стекла. Решив, что это бутылка, я ударил ногой, но предмет покатился слишком прямо и быстро для обычной бутылки. Направившись к тому месту, где он остановился, я поднял шестидюймовый стеклянный шар, один из тех сетевых поплавков, которые можно найти на берегах разных стран. Я передал шар Чепе.

- Я знаю, что это такое...- сказал он. - Стеклянный шар. Знаете ли вы, из каких мест они приплывают?

Это был один из тех нерешенных вопросов, которые меня занимали. Надо, чтобы где-нибудь специально изучали, откуда приплывают стеклянные поплавки. Все мои познания сводятся к тому, что стеклянные поплавки применяются некоторыми народами Средиземноморья и японцами. Но мне никогда не приходилось видеть, чтобы их прикрепляли к сетям в районе Карибского моря.

Вероятно, ближайшие к Тортугеро рыбаки, которые пользуются стеклянными поплавками, - это сицилийцы из Новой Англии и португальцы с Азорских островов.

Впоследствии, посмотрев на карту, я решил, что костариканский поплавок должен был приплыть с Азорских островов. Может быть, я и не прав, но так или иначе в этой находке есть нечто волнующее.

На стеклянных поплавках нет примет, доказывающих их происхождение. Шары бывают двух окрасок: светлые бутылочно-зеленые и бледно-синие. Это очень симпатичные предметы, и я люблю их находить, но они такие круглые и такие тяжелые, что далеко их не унесешь.

- Прислушайтесь, - сказал Чепе, покачивая шаром возле уха. - Вода... В шаре есть течь.

Такие загадочные случаи мне были известны, но все же я включил свет и посмотрел внутрь шара. В нем находилось примерно полстакана воды, однако нигде нельзя было обнаружить трещины или заметного отверстия.

- Как туда попала вода? - спросил Чепе.

- Quien sabe^*. Вероятно, через отверстие, которое глазом не увидишь.

^* (Кто знает (исп.).)

- А я думаю, что это сила морских волн ... - сказал он.

Такое объяснение было не хуже моего.

Чепе попросил у меня разрешения положить поплавок в рюкзак - ему так хочется привезти шар домой как recuerdo^*. Я разрешил положить его, но осторожно, чтобы ничего не попортить и не раздавить игуан.

^* (Сувенир, памятный подарок (исп.).)

- Хотите pipa? Мы приближаемся к месту, где есть несколько низких деревьев.

Pipa - это кокосовые орехи, и я их всегда любил.

- Claro^*,- ответил я. - Где эти низкие деревья?

^* (Ясно, безусловно (исп.).)

- Включите фонарь! Ahi no masito^*.

^* (Отсюда недалеко (исп. лом).)

Я поправил фонарь на голове и, осветив кокосовую заросль, увидел прогалину среди высоких деревьев.

- Вот там! - сказал Чепе.

Когда мы подходили к прогалине, на высоком берегу прямо перед нами сверкнул огонек. Я направил на него луч фонаря, и на мгновение засверкали два глаза, затем померкли и снова блеснули вблизи моря.

- Какое-то живое существо, - произнес я. - Какое же это может быть животное?

Чепе наклонился и начал всматриваться в полосу, освещенную узким лучом фонаря. Глаза животного вспыхивали и гасли, потом появлялись в новом месте, кружились и па дали, как летающие светляки, затем молниеносно неслись поперек берега, прямо к черте прибоя, и на мгновение оставались неподвижными.

- Кто-то прыгает вокруг, - сказал Чепе. - Не пойму, какое животное может так мчаться прямо к морю!

- Venite^*. Идите рядом, и мы узнаем! - произнес я.

^* (Подойдем (исп.).)

Чтобы подкрадываться вместе, я положил руку на плечо Чепе, и мы медленно направились к сверкающим глазам, описывавшим дикие зигзаги у самой кромки при боя. Я старался удержать одно направление луча, чтобы глазастый зверь не мог понять, какая судьба его ожидает. Однако нужды в такой предосторожности не было, владелец глаз и без того был в слишком большом страхе и не нуждался в запугивании светом.

Когда мы подошли почти на тридцать футов и все еще не могли разгадать, к кому подкрадываемся, глаза уставились на нас, и животное зигзагами двинулось нам на встречу. Оно подходило все ближе. Мы остановились. Как только расстояние уменьшилось, перед нами возник силуэт туловища.

- Tepescuinte^*! - одновременно воскликнули Чепе и я и ринулись вперед, чтобы не дать животному исчезнуть и прижать его к кромке прибоя. Действовали мы с необычайным проворством. Чепе громко кричал: "Tepescuinte es la mejor carne que existe!"^** Обнаружить такое существо на берегу, было подарком, свалившимся с неба.

^* (Название большого тропического южноамериканского грызуна (исп.).)

^** (Самое лучшее мясо из всех существующих! (исп.).)

Как вы, вероятно, знаете, нельсоновская пака - двадцатифунтовый грызун, ночное животное, обитающее в лесах возле рек или на лесных опушках. Оно имеет карикатурное сходство с обычными грызунами. Огромные причудливо торчащие зубы и сильно развитые челюстные мускулы придают его луковицеобразной морде глупейший вид, однако сохраняется симпатично наивное выражение, которое так присуще некоторым белкам. Вот также странно выглядел Мартовский Заяц в рисунках к старым изданиям "Алисы в стране чудес". Но хотя внешний облик животного очень странный и непривлекательный, мясо его имеет великолепный вкус. Пака умеет бегать и петлять не хуже крупного североамериканского зайца. И именно этим она сейчас занималась.

Там, где мы проходили, полоса берега была широкой и можно было предположить, что заблудившееся животное шло наугад. Но вы скоро узнаете, что дело обстояло сов сем не так. Как только перепуганная пака нас разглядела, она перестала двигаться нам навстречу и решила удрать. Она ускользала от наших рук, однако положение ее оставалось безвыходным, так как свет слепил и она не находила укрытия среди ровного песка.

Наше положение тоже имело слабые стороны. Единственной нитью, связывающей нас с пакой, был свет от фонаря. Покуда мы метались и суетились, батарея фонаря отцепилась от поясного ремня и волочилась в кромешной тьме вслед за мной, мешая движениям и непрерывно стаскивая с моей головы фонарь.

Мне удалось все же водворить батарею на место, и источник света заработал по-настоящему. Тогда мы снова принялись бегать взад и вперед, а обезумевшее животное металось прямо под нашими ногами, но иногда - в особо волнующие моменты - исчезало в темноте. Оно не переставало двигаться ни на один миг и каждый раз благополучно избегало наших вытянутых вперед рук.

Если животное, за которым мы гонялись, вам знакомо только из книг или по зоопарку, то трудно себе представить, как нам пришлось действовать. Вы вправе сказать, что я - университетский профессор солидного возраста, типичный образец нашей цивилизации, да еще попавший в необычную и своеобразную обстановку. Такая оценка вполне обоснованна, но разрешите мне заметить, что Чепе обладал гораздо большим, чем я, чувством собственного достоинства. Мне остается лишь еще раз подчеркнуть, что к странному образу действий нас принуждала привлекательность добычи. Думаю, что никакая новая Афродита, появившаяся на освещенном звездами песке, влажная от морской пены, игривая, как котенок, и быстроногая, как лань, не преследовалась бы с таким вожделением, с каким мы гонялись за этой огромной крысой. Впрочем, наш странный балетный спектакль не мог длиться всю ночь напролет. Я начал смутно ощущать необходимость финала и тут при отблеске света заметил высоко поднятую руку Чепе. По вернувшись к нему, я увидел, что он каким-то образом успел вытащить из мешка стеклянный поплавок и целился им в паку. Я мгновенно сообразил, что мне надо прекратить беготню и, остановившись, направил луч фонаря прямо на скачущее животное.

- Asi^*,- одобрительно сказал Чепе.

^* (Так (исп.).)

Наконец-то у нас появился план действий! Стоя на месте, я освещал фонарем сотню ярдов, чтобы Чепе мог видеть цель. Честно говоря, стеклянный шар представлял собой ненадежный метательный снаряд, тем более, что пака иногда способна переносить даже пулевые раны. Но тут я вспомнил, как быстро и точно умеют горные жители - сородичи Чепе - попадать камнем в самую подвижную и отдаленную цель, и во мне зашевелилось чувство надежды. Рука с поднятым стеклянным поплавком резко выпрямилась - и короткая сверкающая, как молния, дуга вы тянулась от руки Чепе к голове животного. И сразу насту пил конец охоты.

Полный удивления и радости, я бросился вперед: животное лежало на камне, и только капелька крови виднелась на кончике носа. Чепе склонился над пакой.

- Pegue^*. Я в него попал,- важно произнес он.

^* (Влепил! (исп.).)

- Pegaste^*,- ответил я.- Прямо в голову.

^* (Пришил !(исп.).)

- Да, - сказал Чепе. - Чисто всадил в голову.

Он ткнул паку пальцем, и ее нога дрогнула. Потом

Чепе поднялся и направился туда, где в разгаре погони бросил нож-мачете. Я сел на землю, чтобы отдышаться. Мы победили в трудном сражении, и теперь, держа в руках добычу, я был согласен вернуться домой или же зава литься спать прямо тут, на месте.

Чепе бродил в темноте, и я включил фонарь, чтобы ему помочь. После того как мой спутник нашел мачете, я без какой-либо определенной цели осветил край придорожного кустарника, мимо которого мы недавно прошли. Луч достал почти до самого конца, и в тот момент, когда я со брался выключить свет, среди кустарника засверкал желто-зеленый огонек, очень далекий и неотчетливый, но жар кий, как пламя. Я вскочил на ноги и направил луч на новую цель. Снова усталости как не бывало. Когда расплывчатый конус света был отфокусирован, сверкание далекого огонька усилилось и он замер на месте. Сначала возникла одна пылающая точка, затем рядом загорелась вторая, потом снова осталась одна. Тот, кто там находился, смотрел попеременно то на Чепе, то на меня.

- Parate, Chepe^*,- сказал я так тихо, что только Чепе мог меня услышать. Медленно двигаясь к светящейся цели, я держал шаку в одной руке, а другой удерживал нужное мне направление луча. Проходя мимо Чепе, я прошептал, чтобы он следовал за мной, и ринулся вперед. Мои ноги переступали бесшумно и осторожно, шея болела от напряжения. Неожиданно Чепе увидел то, к чему мы направлялись, и я услыхал отрывок какого-то богохульства.

^* (Остановись (исп.).)

- Leon^*! - шепнул он мне в ухо.

^* (Пума (исп.).)

- Возможно,- ответил я.- Или tigre^*. Или оцелот. А может быть, просто лань.

^* (Ягуар (исп.).)

Во всем происходившем ощущалось нечто большое и прекрасное. Широко расставленные глаза смотрели на нас с высоты вполовину человеческого роста. На берегу могли находиться и собаки, которые в июне бродят целыми стаями. Когда на них падает луч фонаря, они удирают с ворчанием и тявканьем. Глаза, которые смотрели на нас, не могли принадлежать pucuyo^*, так как они были на туловище высотой по пояс человеку - это. можно было определить по движениям животного. По всей вероятности, глаза не принадлежали и лани. Таким образом, оставались лишь только большие звери из семейства кошачьих - пума, оцелот и ягуар.

^* (Козодой (исп.).)

Быстро перебирая в памяти минувшие события, я не ожиданно понял, почему бедная пака так странно себя вела и без всякой видимой причины бросалась в морской прибой. Она хотела убежать от этих глаз!

Мне приходилось и раньше видеть сверкание глаз пумы, а оцелотов я наблюдал неоднократно. Но глаза в кустарнике не могли принадлежать оцелоту: их блеск был слишком пламенным. Отсутствие видимых в темноте очертаний туловища, наблюдение по одному направлению и неопределенность расстояния затрудняли правильность суждения.

В своих путешествиях по тропикам мне ни разу не до велось встретить ягуара. Поэтому сейчас очень хотелось, чтобы это был именно он.

Когда расстояние уменьшилось до сорока футов, я сообразил, что глаза видны из-за чащи морского винограда и чтобы увидеть туловище животного, надо подойти по ближе. Мысль о том, что наше приближение может насторожить зверя и заставит его убежать, напрягла мои нервы до предела. Я перестал красться и почти побежал, но тут фонарь запрыгал из стороны в сторону. Глаза куда-то исчезли. Остановившись, я медленно повел лучом вдоль чащи кустарника. Никого не было видно!

- Он убежал! - сказал Чепе. - Cabron^*.

^* (Козел (исп.).)

В отчаянии я бросился в кустарник - туда, где раньше сверкали глаза, и стал искать какую-либо возможность проникнуть внутрь. Вдруг луч фонаря нащупал длинный ход, ведущий в глубь кустарника. Но и там никого не было!

От огорчения я вновь почувствовал себя усталым. Надо было что-то предпринять, и я начал продираться сквозь заросли морского винограда, надеясь найти хотя бы след на песке. Какая-то ветка хлестнула меня по лицу, и я от шатнулся. В полумраке слева от себя я ощутил движение. Повернувшись, увидел пеструю завесу листьев и то, что находилось за ней. В десяти футах на фоне трепещущей листвы боком ко мне стоял ягуар. Пригнувшись для прыжка, он спокойно и пристально смотрел на меня.

Стоя беззвучно и неподвижно, я тщетно пытался дать знать находившемуся позади меня Чепе, что это tigre. Но я так и окаменел на месте и только пялил глаза на огромного золотистого кота, как бы впитывая в себя его облик. Ягуар мог исчезнуть через несколько секунд.

Я все больше и больше убеждался, что передо мной ягуар, а не оцелот, ибо черные пятна на шкуре образовывали розетки, а не глазки. Но все еще сомневаясь в правильности своего суждения, я для верности сопоставил высоту расположения плеча и ширину грудной клетки со стоящим позади молодым деревцем. Рассматривая мощные мышцы, не свойственные оцелоту, я перевел луч фонаря на крупную голову животного и окончательно убедился, что никакой оцелот не может сравниться с ягуаром по массивности и силе.

Вы вправе удивляться возникшим у меня сомнениям, поскольку известно, что ягуар достигает размеров бенгальского тигра и что даже небольшие ягуары Центральной Америки весят двести фунтов и более, а оцелот не превышает размеров собаки-сеттера. Но дело происходило ночью, когда тени листьев морского винограда, одинаковость черно золотистой окраски обеих пород животных и контрастный свет охотничьего фонаря могли даже на десятифутовом расстоянии легко ввести в заблуждение. Я хотел быть уверенным потому, что передо мной находилось животное, которое я страстно желал увидеть, даже больше, чем все то, ради чего сюда приехал, Это был мой первый ягуар, и я хотел, чтобы он оставил в памяти заметный след.

Внезапно Чепе обнаружил причину моего молчания.

- Santa madre ^*, - пробормотал он. - Tigre.

^* (Пресвятая матерь! (исп.).)

Резко нагнувшись, он схватил находившуюся у меня в руке паку и швырнул ее в темноту. Легкое движение и звук падения паки заставили tigre пригнуться еще на два дюйма. Я подумал, какими дураками мы бы оказались, если бы ягуар забрал добычу, которую мы у него перехватили.

Послышалось едва уловимое звяканье стали, и я понял, что Чепе достал из-за пояса нож-мачете. Я зашипел на него и погрозил пальцем, чтобы Чепе перестал шуметь, но тут же сам поднял множество звуков. Не отводя луча от головы ягуара, я нащупал мешок, висевший на плече Чепе, и снял его. Достав фотоаппарат, вынул из своего рюкзака фоторефлектор и стал на ощупь искать лампу. Во всем, что я делал, не было ни малейшего признака разума, но так же глупо вел себя и спокойно стоявший ягуар. Плохо повинующимися пальцами я ввинтил лампу и стал нащупывать замок футляра фотоаппарата. Луч фонаря я старался удерживать неподвижно. Обнаружив, где открывается футляр, я нажал на замок и он с легким щелчком раскрылся. В это мгновение я увидел как дрогнула голова зверя и вдруг его не стало - не сделав лишнего движения, он исчез, и там, где он только что так спокойно стоял, осталось пустое место. В десяти футах от нас ягуар мгновенно и целиком поглотила ночь, а Чепе и я остались одни.

- Que barbaridad^*, пробормотал Чепе, вкладывая в эту фразу все, что она могла вместить. Через секунду он опустился на песок, вытащил из кармана сигарету и закурил. - Какая красивая шкура! Но какая зверская скотина!

^* (Какое нахальство (исп.).)

- Si, hombre^*, - ответил я только ради того, что бы что-нибудь сказать. Я все ещё не мог опомнится. Огромный зверь, недавно находившийся рядом с нами среди листьев морского винограда, еще стоял у меня перед глазами.

^* (Да, человек (исп.).)

- Стыдно, что у вас нет с собой ружья - сказал Чепе.

Но мне вовсе не было стыдно, я получил все что хотел. Я понимал, насколько смехотворными были мои безрассудные попытки сделать снимок, но все же после шести бесплодных лет мне удалось познакомиться с ягуаром. Я не встретил черепах, но какое это имело значение. Ведь я увидел ягуара!

- Черт возьми, а где наша пака? - спросил я.

Чепе вскочил на ноги и бросился в то место куда он

швырнул грызуна. До меня донеслось шуршание разгребаемого песка - Чапе пытался нащупать ногой лежавшую на берегу паку.

- Ее нет? - спросил я.

- A-jah^*, - внезапно произнес Чепе. - Вот она! Возвращение домой слабо запечатлелось в моей памяти

^* (Да (исп.).)

Все было кончено в тот миг, когда исчез ягуар. Да и в дальнейшем ходе событий не было ничего примечательного. Мы остановились и выпили pipas в том самом месте, где повстречали паку. Семимильный переход до дома свелся к тому, чтобы беспрерывно переставлять одну ногу за другой.

По-видимому, не было ни малейшей надежды на то, что авангард черепашьего стада движется вслед за нами, и никакое иное событие не могло взволновать наши души, очарованные красочным видением ягуара.

Сняв фонарь с головы, я всю дорогу шел в темноте, предаваясь мечтаниям, вспоминая подробности встречи с ягуаром и погружаясь в дремоту, насколько это позволяли машинально шагавшие подо мной ноги.

Как я уже сказал, обратный путь не сохранился в памяти, и в моих записях, сделанных на следующий день, нет упоминаний о чем-либо интересном. Переход до деревни продолжался около трех часов, и ничего занимательного о нем не расскажешь, разве только о его конце.

Я вернулся к действительности, лишь когда мы подо шли к пастбищу, где раньше стояла белая лошадь. Чепе пошел за оставленными здесь ботинками, а я включил фонарь, чтобы легче было найти куст, на котором они висели, Покуда Чепе обувался, я освещал лучом пастбище, и свет упал на лошадь, стоявшую на том же месте. Она посмотрела на нас больше из вежливости, чем из 'любопытства, потом отвернулась и принялась пощипывать траву. Я вновь подумал, что было бы неплохо нанять эту лошадь, но тут заметил на ее плече, у основания тощей шеи, какое-то странное черное пятно. Раньше лошадь была чисто-белой - я был твердо в этом уверен. Направив на нее луч и пройдя по траве около двадцати футов, я остановился. Затем кинулся бегом к Чепе, который сидел и зашнуровывал ботинки.

- На шее у лошади вампир! - крикнул я.

- Si, no^*,- безразлично отозвался Чепе. - Отпугните его.

^* (Да,ну (исп.).)

Мне никогда не приходилось видеть фотоснимок вампира, сосущего кровь из жертвы. Может быть, такие снимки и делались, но редко. Получить подобный документ показалось мне стоющей и своевременной затеей, и как будто все обстоятельства этому благоприятствовали.

Я достал фотоаппарат и рефлектор, вся аппаратура была выверена, отрегулирована и находилась в полном порядке. Чепе освещал вампира, а я подошел к лошади на двенадцатифутовое расстояние, по которому заранее был наведен фокус объектива. У меня было достаточно времени, чтобы тщательно подготовиться к снимку и еще раз проверить резкость фокусировки. Фотография была, как говорится, в кармане, и я торжественно нажал кнопку спуска.

Лампа не вспыхнула! Даже при напряжении в 20 вольт, обеспечивающем вспышку в любых условиях, проклятая лампа не сработала. Нетерпеливым движением я вынул лампу, бросил ее позади себя, достал из мешка новую и ввинтил на место. Снова нацелил фотоаппарат, и жующая лошадь повернула ко мне голову, но именно в этот момент вампир закончил свою трапезу и плюхнулся вниз. Успев подхватить воздушную струю, он поднялся и скрылся среди пальм.

- Se fue^*, он удрал, - сказал Чепе,- этот негодяй. Я принял безразличный вид, однако еще долго втихомолку сыпал проклятиями.

^* (Скрылся (исп.).)

Не могу понять, являюсь ли я самым неспособным среди всех фотографов или же самым несчастливым!

Немного погодя, я посмотрел на лошадь, из ее шеи продолжала сочиться кровь. Тогда я решил проверить проклятый рефлектор и документировать свою неудачу фотографией лошади с кровоточащей раной.

Надо было обождать, пока соберется побольше крови, ведь слюна вампира обладает противо-коагулирующими свойствами, и хотя от укуса животного образуется всего лишь поверхностная царапина, кровь сочится удивительно сильно.

Ко мне подошел Чепе и вскользь заметил, что вампиры особенно неравнодушны к белым лошадям. И я вспомнил, что то же самое мне говорили в Гондурасе и что моя белая лошадь Мето чаще возвращалась с окровавленной шеей, чем гнедая и чалая, с которыми она вместе паслась. Проще всего это объяснить тем, что белая лошадь гораздо замет нее.

Когда кровь потекла вдоль шеи беспечно жующей лошади и стала капать на землю, я взял в руки фотоаппарат и нажал затвор - все сработало безукоризненно. Я вновь разразился проклятиями, но сразу же замолчал, чтобы не объяснять Чепе причину моих огорчений.

Тем временем начался дождь. Это был не грозовой ливень, а мелкий моросящий дождик, скорее напоминавший туман, который уходит вверх и уносится ветром. Моя хижина находилась всего лишь в четверти мили, и мы быстрым шагом пошли вперед. Дождь стал накрапывать сильнее.

Остаток пути мы шли молча. Дождь усилился, и это было очень приятно, но главным нашим желанием был сон. Когда мы подошли к воротам, я спросил Чепе, где он живет и что будет делать утром. Он сказал, что живет в маленькой хижине у реки, а утром поможет плотнику починить дно моторного челнока, затем выпотрошит паку и принесет ее мне еще до завтрака. Я сказал, чтобы половину паки он оставил себе, и это ему очень понравилось. Чепе передал мне рюкзак, предварительно вынув стеклянный поплавок, и, пожелав спокойной ночи, направился к реке.

Я открыл ворота и влез по лестнице на свою голубят ню. Свалив в кучу рюкзаки и скинув промокшую одежду, я растянулся на холодной, туго натянутой парусине походной койки.

Дождь громко стучал по пальмам и крыше. То, что я ощущал, было прекрасным! Мне удалось провести чудесную ночь, встретиться с ягуаром, завтра же мне предстояло съесть паку. А черепахи приплывут в другую ночь...