Капитаны

Капитаны

Ветер стих на рассвете. Полосы тумана поднимались, плыли, редели и исчезали в неразличимом слиянии моря и неба. Слабая мертвая зыбь булькала о форштевень стоявшей на якоре шхуны; лопотание воды, омывавшей якорную цепь, разгоняло стайки молодняка хэмирампусов, и они беззвучно, без малейшего всплеска, рассыпались по поверхности воды, словно пригоршня брошенных кем-то иголок.

Промысловый сезон подходил к концу - ветры, устремившиеся в Карибское море, могли в один миг превратиться в ураган. Сети были расставлены совсем близко от шхуны, с тем, чтобы их можно было быстро выбрать, если только барометр начнет падать.

Оперевшись животом и локтями о поручни, повар сонным взглядом провожал исчезавшую в тумане промысловую лодку, след которой только и отделял океан от неба.

Капитан

В лодке сидели трое: на носу - капитан, а ближе к корме, друг другу в затылок, - двое гребцов, и каждый из них греб только одним длинным веслом, привязанным веревкой к планширу. Мачта и свернутый парус лежали вдоль борта, рядом с двумя индейскими двуручными веслами и багром. Капитан зажал между коленями длинное смотровое стекло; дым трубки, которую он курил, казался ярко-синим на фоне мутно-белого тумана. Время от времени он вполголоса называл направление, и его распоряжения скорее напоминали советы, чем команду. Больше не произносилось ни слова; единственными звуками были поскрипывание весел и журчание воды, струившейся под лодкой.

Не успели очертания шхуны растаять за спиной капитана, как он заметил что-то похожее на трещину в серо дымчатой зеркальной морской глади. Это были два пробочных буйка, отстоявшие друг от друга на сотню футов и обозначавшие концы сети для ловли черепах, поставленной возле кораллового рифа. Возле буйков вода непрерывно пенилась, а находившаяся между ними сеть то всплывала, то снова пряталась под водой - именно в этом месте-черепаха билась в упругих и крепких нитях опутавшей ее сети.

Встав на носу лодки, капитан укрепил на планшире смотровое стекло. Поверхность моря между обоими буйками вновь стала спокойной. Капитан подал знак сушить весла и принялся смотреть сквозь толщу воды.

В воде светает значительно позже, но несмотря на сумрак, капитан сумел увидеть дрожание длинных, распростертых крыльев сети. Беспорядочное сплетение веревок опутало какое-то существо, находившееся на коралловом выступе.

Это была большая зеленая черепаха. Некоторое время капитан к ней присматривался, затем вытащил стекло, сел на прежнее место и принялся раскуривать трубку. Он был сдержанным человеком, никогда не проявлявшим из лишней поспешности. Нетерпеливым оказался второй гребец

- Ну, как насчет нее, капитан? - спросил он.

- Это она? - это старое животное и отослал его во Флориду.

Раздался удар, потом резкое шипение, и черепаха появилась на поверхности. Гребцы ухватились за тонкие и круглые части передних ласт, расположенные у самого панциря. Дружным усилием добыча была перевалена через борт и брошена брюхом кверху на дно лодки. Черепаха принялась шипеть и моргать, вытягивая шею, размахивая и шлепая по брюху длинными передними ластами.

Обгрызенные рыбами края ластов были испещрены неимоверным количеством рубцов. Следы укусов с отврати тельной точностью располагались только вокруг тонкой кромки всех четырех ластов. Это были следы ранений, которые странно было видеть на таком крупном животном, как черепаха. Настойчивая кусающаяся рыбешка была достойна удивления.

Следов укусов было вполне достаточно, что бы капитан уверился, что перед ним лежит тот же самый трехсотфунтовый самец зеленой черепахи, которого он весьма месяцев назад выловил именно в этом месте и отправил в Ки-Уэст. Рубцы являлись достаточным доказательством, но все же капитан отвел в сторону один из шлепающих ластов старой черепахи и обнаружил на покрытом наростами нижнем панцире метку, которую когда-то собственноручно вырезал.

Когда капитан Чарли рассказывал мне эту историю, ему было семьдесят восемь лет. Дело это случилось давно, лет тридцать назад. И хотя день и час события покрылись в памяти капитана пылью времени, самый факт запечатлелся достаточно четко. Ничего необычного с памятью рассказчика не случилось-точные даты легко забываются, если им не сопутствует нечто особенно яркое. В описываемом случае дата роли не играла, так как капитан твердо знал, что это случилось тридцать лет тому назад.

Я изучил все обстоятельства этого дела и теперь могу изложить вам ход событий, заставивших испещренную рубцами черепаху проделать удивительное путешествие от Ки-Уэста до Карибского моря.

Узнав от капитана Чарли, что событие относится к 1923 или 1924 году, я взял в библиотеке книгу Таннехила "Ураганы" вместе с комплектами газет того времени и без особого труда узнал все, что касалось урагана, пронесшегося в те дни над Карибским морем. Капитан Чарли твердо помнил, что дело случилось в октябре, неподалеку от Ки-Уэста. Я установил, что в октябре только один ураган прошел достаточно близко от Ки-Уэста, поднял большие волны и выпустил на волю черепах, находившихся в садках возле консервной фабрики Норберг-Томпсона. Этот ураган значился у Таннехила под номером VII.

В те годы еще не было научно обоснованного предсказания ураганов и каждый тропический шторм еще не называли очаровательным женским именем, как это принято теперь. Самолеты метеорологической службы не сопровождали ураган с момента его зарождения на далеком юге и не летели вслед за ним через моря, над объятыми страхом островами. В те времена об ураганах узнавали из сообщений, поступивших с кораблей или с побережий, по которым они нанесли свой удар. Безымянные и одинокие, они пенились в неистовой ярости.

Единственное название, которое я могу дать урагану, выпустившему на волю черепаху капитана Чарли, - но мер VII, по Таннехилу.

Совпало так, что ураган зародился и начал свое движение чуть севернее отмели Москито, у Никарагуанской банки, то есть там, где обитала черепаха с искусанными ластами. Предполагать в этом простом совпадении нечто сверхъестественное, означало бы впасть в мистицизм. Следует пом нить, что ураганы всего лишь ветры, несмотря на привлекательные наименования и широкую известность. Об ура гане номер VII было раньше всего сообщено с острова Суон - заброшенного островка у берегов Гондураса, находящегося на расстоянии однодневного парусного перехода от Никарагуанской банки.

Ураган жестоко ударил по Кубе, но на пути к Флориде его силы истощились, а может быть, он просто остался незамеченным метеорологическими станциями, прошел мимо болотистых берегов и отмелей и направился в Атлантику. Газеты упомянули только о сопровождавшем его ливне, о разрушенных же черепашьих садках никто, кроме самого владельца, не проронил ни единого слова. А ведь это событие было важным и заслуживало быть отмеченным.

Единственное толковое дело, которое совершил ураган номер VII во Флориде, было затопление принадлежавших Томпсону садков и освобождение старой черепахи с иску санными ластами, которая, проплыв 800 миль, возвратилась к рифу родных отмелей Москито, где обитала прежде.

Для того чтобы оценить поступок черепахи, надо знать, какие препятствия стояли перед ней. Когда ураган принес освобождение, черепаха находилась в незнакомых ей водах, за 800 миль по прямой от родных мест. Это расстояние значительно возрастает, если учесть пути, по которым может двигаться морская черепаха. Во Флориду она при была на шхуне, лежа на спине и не видя ориентиров, которые могут встречаться и использоваться странствующими в морских просторах черепахами. Следовательно, в неясной памяти рептилии должно было запечатлеться направление ранее ей неведомого пути. Вы можете подумать, что она плыла куда глаза глядят, но в выбранном наугад маршруте вряд ли может быть ясная цель.

Черепаха провела свою жизнь на мелководье никарагуанских отмелей и при ежедневном передвижении от логовища до пастбища могла ориентироваться по топографическому строению дна или по береговым очертаниям. И теперь неожиданное вторжение принесенной ураганом воды толкнуло ее на поиски привычных прекрасных мест, среди которых она обитала раньше. Однако это может произойти лишь при условии, что она обладает способностью их за помнить, желает их видеть вновь и может определить, где они находятся.

Черепаха не могла знать, что расстояние по прямой от Ки-Уэста до отмелей Москито исчисляется в восемьсот миль. Кстати, такая прямая проходит через западную оконечность Кубы, и, несомненно, любая зеленая черепаха, которую кубинцы поймали бы во время ее пешего перехода возле Пинар-дель-Рио, была бы превращена в ряд вкусных и своеобразных блюд. Кроме того, морские черепахи не способны совершать сухопутные переходы. Следовательно, любой осуществленный ею маршрут имел большую протяженность.

Предположим, что черепахи располагают таинственным прибором, позволяющим сохранять в памяти путь, который они проделали, лежа брюхом кверху на палубе судна, то есть обладают этаким самопишущим гирокомпасом, который запоминает дорогу, проделанную черепахой невольно и безучастно. Если это было бы так, то обратный путь черепахи с изуродованными ластами совпадал бы с курсом шхуны "Анни Гринлоу", на которой ее доставили в Ки-Уэст. Возвращаясь тем же путем, черепаха должна была направиться к югу и между Кубой и отмелями неминуемо встретиться с Флоридским течением, являющимся началом Гольфстрима и имеющим скорость в шесть узлов. Там ей надо было бы изменить курс и двинуться прямо на запад. Трудно представить себе, откуда все это могло быть ей известно, но допустим, что она так поступила. Предположим, что она преодолела встречное течение и достигла мыса Сан-Антонио - крайней западной оконечности Кубы. Следуя курсом "Анни Гринлоу", черепаха должна была натолкнуться на Карибское течение, проходящее к Гольфстриму через Юкатанский пролив, и в этом месте ей, несомненно, надо было бы произвести сверхсложные расчеты. Получив новую ориентировку и внеся поправку в курс, черепаха должна была направиться к юго-востоку, плыть открытым морем, при этом ее непрерывно должно было сносить к западу. В этих местах единственными ориентирами могли быть волны, а под брюхом черепахи находилась бы доб рая миля воды.

Конечно, существовали и другие направления. Она могла пересечь Флоридский пролив, где ей не пришлось бы бороться со встречным течением, попутное течение донесло бы ее до Кубы, куда-нибудь к району банки Кай-Саль. Далее она могла бы плыть вдоль северных берегов острова к востоку и по пасть в Карибское море вместе с течением, идущим через Наветренный пролив. Пройдя мелководье, лежащее к западу от Гаити, черепахе пришлось бы проложить курс в юго-западном направлении. Возле островов Ямайки и Педро глубины становятся меньше, и здесь она встретила бы нужные ей пастбища и рифы для отдыха. Такой путь значительно длиннее и составляет не менее 1000 миль, и вряд ли он был известен черепахе-путешественнице, да кто знает, какие опасности и препятствия встретились бы ей на пути.

Черепаха с изуродованными ластами имела возможность избрать еще один путь, который я считаю наименее вероятным. Она могла плыть вдоль сложного по очертаниям континента, по дуге Мексиканского залива, обогнуть полу остров Юкатан, далее двигаться вдоль берегов Центральной Америки до мыса Грасьяс-а-Дьос, а оттуда прямиком к род ной коралловой скале через теплые, знакомые воды от мелей Москито. Длина такого пути составляет не менее 2400 миль, а с разными отклонениями и поворотами - еще больше. Но не так важно, какой точки зрения придерживаться и определять, каким путем черепаха добралась до мой, - важно, что она возвратилась туда, где обитала. Какими же привлекательными должны были казаться родные края, если она сумела, невзирая на лишние мили, преодолеть трудности сложных береговых очертаний и при этом проплывать не менее десяти миль в сутки.

Капитан Чарли поведал мне эту историю как раз тогда, когда я собирал сведения о возвращающихся домой черепахах. Я тщательно записал не только фабулу, но и манеру изложения. Вот как он начал свое повествование:

"Я был не только сам себе капитаном, но сам себе владельцем шхуны. Я ходил промышлять на отмели еще в те времена, когда промысловый флот насчитывал тридцать-сорок шхун. Могу сказать, я знаю черепах. И могу еще сказать, что инстинкт черепахи превосходит разум человека".

Рассказывал он просто и спокойно. Я тщательно следил за всеми моментами, которые могли вызвать сомнение, но сомнений не возникало. Капитан Чарли был человеком опыта и повествовал обо всем так, как это ему пришлось видеть, без малейших прикрас. Он хорошо говорил, излагал все события связно, делая ударение на том, что заслуживало внимания. Но кое-что он все же утаил, и мне пришлось задать вопрос.

- Какова была дальнейшая судьба черепахи? - спросил я в твердой уверенности, что черепаха была отпущена им на волю. Думаю, что большинство людей согласилось бы дать ей свободу.

Капитан Чарли, видимо, ждал этого вопроса и обрадовался, что я его задал.

- Я отослал ее со следующей партией в Ки-Уэст. Старик Томпсон купил ее вторично, - ответил он, тихо захихикав с радостью тридцатилетней давности. - Он так и не узнал, что заплатил за нее еще раз. А из старого Томпсона нелегко было выжать лишний грош.

О том, что черепахи издалека возвращаются в родные места, я слышал неоднократно, но это была первая встреча с очевидцем.

В последней главе книги я расскажу вам, насколько плохо обстоят дела с зеленой черепахой. Обитающие в американских водах зеленые черепахи нуждаются в защите, основанной на международном законе. В свою очередь закон должен базироваться на понимании истории жизни животного. Но все дело заключается в том, что мы слишком мало знаем о зеленых черепахах, чтобы разработать способы их защиты. Например, не существует научной информации о миграциях черепах. Рыбаки повсеместно утверждают, что зеленые черепахи мигрируют, то есть совершают дальние, сезонные, проходящие по глубоко водным местам путешествия из разных мест в районы гнездования Однако все эти рассказы реально ничем не подтверждены.

Для того чтобы защитить животное, вы должны знать, где оно находится не только в данный момент, но и постоянно. Вы должны знать, потребует ли эффективная ох рана зеленых черепах действий только в определенные сезонные или весь год и нужен ли полицейский надзор на всех берегах Карибского моря. Если такой надзор необходим, то потребуются международные соглашения. А может быть, следует охранять только несколько довольно больших участков побережья, где черепахи размножаются.

Ответы на этот, да и на ряд других сходных вопросов могут быть даны, когда мы узнаем, правы ли рыбаки, утверждая, что черепахи совершают массовые миграции, чтобы встретиться в далеких местах размножения. Если верно, что зеленые черепахи способны находить дорогу домой на значительном расстоянии и через незнакомые воды, то тогда суждение о них, как о мигрирующих животных, правильно. Само по себе умение находить обратный путь, независимо от того, совершает ли животное путешествие по своей воле или вопреки своему желанию, лежа на верх нем щите панциря в трюме судна, представляет собой уже другую проблему.

Интересуясь этим вопросом и собирая сведения, я обратил внимание на упорные слухи об умении зеленых черепах находить дорогу домой. Многие слухи дошли до меня окольными путями и обросли искажениями. Но слыша их повсюду, я начал интересоваться тем, что лежит в их основе.

Короче говоря, я собрал довольно много нечетких доказательств, что зеленая черепаха совершает длительные переходы и что она отличный мореход. Однако еще никто не проследил поведения черепахи в таком путешествии. Вопрос продолжал оставаться неясным, а потому приветствовалась любая относящаяся к нему информация.

Каждый раз, когда выяснялась подоплека слухов о способности зеленой черепахи находить обратную дорогу, я обнаруживал, что первоисточником являются промышленники с Кайманских островов. Люди, рассказывая мне разные истории, верно или неверно, ссылались на кайманских моряков. Кайманцы не только ловят черепах больше, чем все остальные промышленники, вместе взятые, но они ловят их повсеместно от берегов Никарагуа до Флориды. Кроме того, они ставят метку на каждой пойманной черепахе, вырезая на ней опознавательный знак поймавшего ее судна или тавро промышленника. И достаточно какого-либо бедствия, а ураган здесь наиболее частое стихийное бедствие, чтобы пойманные черепахи очутились на свободе, далеко от родных мест.

Таким образом, создаются прекрасные условия для про ведения, хотя бы и без соблюдения установленных формальностей, опыта по изучению способностей животного к ориентировке. Так как жители Кайманских островов могут многое рассказать и больше всех знают черепах, да к тому же запечатлелись у меня в памяти с шестилетнего возраста как какие-то необыкновенные люди, я решил отправиться на остров Большой Кайман.

Попасть туда не так легко. Вы можете отправиться из Тампы на небольшом моторном судне, но оно ходит не всегда и на нем нет никаких удобств. Вы можете лететь из Майами или Кингстона на самолете компании "Бритиш Вест Индиен Эйруейс", но в этом случае, насколько я знаю по опыту, путешественник должен обладать исключительным даром предвидения, так как расписание маршрутов и полетов непрестанно меняется и пересматривается. Я добирался туда с юга, через Ямайку, пытаясь приурочить мой приезд к моменту прилета моего друга Колемана Гойна, летевшего прямиком из Флориды. После фантастически сложных приключений нам удалось с опозданием на неделю встретиться в Джорджтауне. И мы очень гордились таким достижением.

Посмотрев на карту, а вернее, пытаясь обнаружить на ней Кайманские острова, вы можете подумать, что я совершил слишком далекое путешествие ради того, чтобы собирать рассказы о черепахах. С картографической точки зрения эти острова мало выразительны. Они расположены в том районе Карибского моря, куда никто не ездит, находятся они в ста пятидесяти милях к югу от центральной части Кубы и в ста восьмидесяти милях северо-западнее Ямайки. Это всего-навсего три маленьких острова, не входящих в группу Антильских островов, они расположены среди самой глубоководной части моря и посещаются разве только ураганами. Называются они Большой Кайман, Малый Кайман и Кайман-Брак. Острова эти представляют со бой вершины подводной горной цепи - продолжения кубинской гряды Сьерра-Маэстра, проходящей к западу от банки Мистерьоса по направлению к Центральной Америке.

Острова находятся в административной зависимости от Ямайки и насчитывают семь тысяч шестьсот жителей. Больше всего населен остров Большой Кайман.

На островах есть лошади, ослы, крупный рогатый скот, свиньи и козы. Главные статьи вывоза: черепахи, веревки из волокон кокосовых пальм и кожа акул. Главный источник дохода населения - матросское жалованье: ведь кайманцы плавают на судах по всему свету.

В этих местах изобилие прибрежной рыбы, и рыбная ловля здесь просто великолепная. Много тут промысловых рыб: кингфишей, парусников, макайры, акантоцибиумов, альбулей, торпонов и всяких иных. Все породы водятся в великом множестве и вылавливают их больше, чем в любом знакомом мне месте.

Но, кстати сказать, эти прекрасные острова и великолепная рыбная ловля вызывают чувство огорчения. Ведь пройдет немного времени, и здесь появятся пришельцы, тогда не останется места, которое было прекрасным и в то же время нетронутым.

Как вы уже знаете, причиной моего посещения островов была широко распространенная молва об эрудиции капитанов, промышляющих черепах, то есть людей, которые с детских лет плавали на промысловых судах и со слов своих дедов знали об особенностях зеленых черепах. Эти люди были знатоками трудного промысла и, для того чтобы преуспевать в своей профессии, в силу необходимости изучили то, чего не знает ни один зоолог.

Все кайманские капитаны убеждены, что в период размножения зеленые черепахи совершают дальние миграции. Чтобы выяснить причину такой убежденности и определить, заслуживает ли мнение капитанов внимания, необходимо знать, как ведется промысел черепах.

Зеленые черепахи, которых ловят и экспортируют местные промышленники, обитают не у Кайманских островов, их промышляют возле отмелей Москито - группы низких островов в районе банки Москито у побережья Никарагуа, в трехстах пятидесяти милях от Большого Каймана.

Капитаны промысловых шхун отплывают осенью к местам промысла и устраивают штаб-квартиру на том острове, где имеется пресная вода. Здесь же, на мелководье, промышленники сообща строят из мангровых столбов загон для черепах, в нем содержат весь сезонный улов. Каждый понедельник шхуны уходят на промысел и возвращаются к острову только в субботу.

Район промысла черепах представляет широкую подводную равнину с песчаным дном, заросшим длинной узколистной талассией, или, как ее называют, "черепашьей травой". На этой равнине встречаются камни, мели и коралловые рифы. Последние играют немаловажную роль, так как служат черепахам местом ночлега. Каждое утро черепаха отправляется на "пастбище" и ежевечерне возвращается к род ному рифу, чтобы провести возле него ночь. В отдельных случаях ежедневное путешествие от места ночлега до пастбища составляет четыре-пять миль. Вот вам сведения, которые нельзя почерпнуть из книг по зоологии. Наблюдая постоянные ежедневные перемещения черепах, капитаны промысловых шхун пришли к выводу, что эти животные способны совершать целеустремленные миграции.

Прибывая на отмели, промышленники делят между собой район промысла и начинают водить шхуны между рифами. Они обнаруживают логовища по небольшим полоскам чистого песка, который черепаха набрасывает возле места своего ночлега, и отмечают эти места деревянными буйками, при крепленными к якорям.

Поздним вечером шхуны спускают на воду промысловые лодки - семнадцатифутовые парусные челноки или же остроконечные вельботы. С них спускают сети, имеющие в длину восемь-пятнадцать морских саженей, две-три саже ни в ширину и ячеи в десять-двенадцать дюймов, и ставят их в отмеченных местах. Когда зеленая черепаха поднимается на поверхность, чтобы набрать воздуха (а она обязательно это делает даже во время сна), то попадает в сеть и безнадежно в ней запутывается. Каждое утро промысловые лодки забирают попавшую в сеть добычу и доставляют ее на шхуну, а по субботам весь недельный улов выпускается в построенный возле острова загон.

Однако черепах на отмелях ловят не круглый год, так как в начале лета они ведут себя как-то необычно. В апреле, когда черепашьи самки тяжелеют от наполняющих их яиц, все стадо охватывает беспокойство. В это время промысел значительно падает, а к концу мая - началу июня все черепахи уплывают с отмелей и возвращаются только в августе. Капитаны предполагают, что исчезновение черепах связано с миграцией, которую животные совершают в сезон размножения. В научной литературе вы не найдете доказательств такому предположению. Однако многовековая деятельность кайманского промыслового флота зиждется имен но на этой догадке, и капитанов шхун мало беспокоит, что их взгляды не подтверждены профессиональными натура листами.

Капитаны рассказывают, что черепахи уплывают к месту, называемому Тортугеро. Оно находится в трехстах милях к югу от отмелей Москито, на берегу Коста-Рики. Кайманцы называют это место Черепашьей бухтой. Они утверждают, что в Тортугеро устремляются для кладки яиц не только стада черепах с отмелей Москито, но и все зеленые черепахи, обитающие в западной части Карибского моря.

Костариканцы, живущие к югу от Тортугеро, говорят то же самое. Свое суждение они высказывают на основании очевидных доказательств, и вполне возможно, что они правы.

Черепахи покидают отмели на виду у кайманцев, и в то же самое время костариканцы обнаруживают у своих берегов гостей, направляющихся сюда, чтобы отложить яйца на Черном взморье. Эти flotas - как их тут называют - прибывают разными по величине стадами. Они плавают и блуждают всего лишь в сотне ярдов от полосы прибоя, и самцы ухаживают за самками. Сезон кладки яиц является одновременно и периодом спаривания. Flotas, которые в июле можно увидеть в Тортугеро, слишком многочисленны, чтобы представлять обычное сборище черепах, живущих в местных водах. Совершенно очевидно, что они откуда-то приплыли. Кайманские капитаны и жители Коста-Рики убеждены в том,что массовое июньское исчезновение с отмелей Москито и одновременное появление черепах в Тортугеро - неотделимые части одного и того же необыкновенного явления. Весь процесс, как они его излагают, кажется настолько ясным, что упоминание об отсутствии проверенных доказательств звучит как судебная увертка. Но все же доказательств нет, и желание добыть их было одной из за дач, которую я перед собой поставил.

Я решил отправиться на юг, в Торгугеро, встретить там черепашье стадо, прикрепить к сотням гнездующих черепах пластинки из монель-металла с выбитыми на испанском и английском языках сведениями о моем адресе и с указанием, что будет выплачено вознаграждение каждому, кто пришлет пластинку вместе с подробным описанием места, в котором черепаха поймана. Я был уверен, насколько вообще можно быть уверенным в таких случаях, что пластинки будут присланы с отмелей Москито. Возможно, что их пришлют и из других мест, так как капитаны промысловых шхун и жители Коста-Рики считают, что Тортугеро одно из мест встречи не только никарагуанских, но и других черепашьих стад. Несомненно, что где-то между Мексикой и Наветренными островами имеются и другие места гнездований, но мало вероятно, чтобы по своему значению они могли сравниться с Тортугеро. Даже если просто наблюдать за появлением черепах в Тортугеро, создается ясное впечатление, что черепахи приплывают и с севера и с юга. Жители этих мест утверждают, что северная группа с отмелей Москито и лежащих за ними районов приплывает позднее стад из Панамы или северных берегов Южной Америки.

Свое утверждение они обосновывают тем, что промысел в южной части побережья начинается на несколько дней раньше, чем в северной. Поэтому они говорят, что южноамериканские flotas приплывают раньше.

Я побывал на Черном взморье в начале двух сезонов гнездования в конце июня. В обоих случаях в первый момент прибытия стад деятельность черепах в южной части побережья была оживленней, чем в северной.

Во время вторичного посещения Тортугеро, когда толь ко что начинался сезон гнездования, я нанял небольшой самолет и разведал побережье от Тортугеро до Пуэрто-Лимона. Летя на высоте не более сотни футов, я подсчитывал следы черепах на песке. На двадцатичетырехмильном участке, вплотную примыкающем к Тортугеро, за три ночи по явилось всего лишь двадцать пять черепах. На восьмимильном отрезке берега от устья реки Ревентазон до устья другой реки, протекающей южнее, не было почти ни одного следа гнездования. Но к югу от этого места виднелось так много следов, что их нельзя было сосчитать. На шестимильном участке берега были сотни, если не тысячи, следов, лежащих один на другом. И сколько я та ни кружил и ни вертелся, подсчитать их было немыслимо. Но самым удиви тельным было полное отсутствие признаков гнезд. Каждый из бесчисленных следов представлял простейший полукруг или угол, отпечатавшийся выше линии прибоя. Но нигде я не увидел ни утрамбованного клочка земли, ни прикрытой и замаскированной ямки для яиц. Даже с самолета можно было ясно увидеть, что черепахи выползали на берег, добирались до сухого песка и поворачивали обратно.

Мне приходилось не только беседовать с капитанами, но и самому бродить по побережью Тортугеро и вместе со здешними жителями дожидаться flota de sud, поэтому увиденное мною с самолета я расценил как подход с юга большого стада зеленых черепах, направлявшегося к Тор тугеро.

Пробные попытки выйти на берег объяснялись, по-видимому, тем, что черепахи, как бы чувствуя близкое окончание своего путешествия, вели разведку. Они проверяли состояние песка в отношении каких-то неведомых нам свойств, привлекавших стада в Тортугеро.

Мои отрывочные наблюдения полностью совпадали с тем, во что верили здешние жители, и я был готов считать факты доказанными. Но немного поразмыслив, понял, что толком еще ничего не доказано. Все, что я увидел с самолета, от лично подкрепляло выводы, которые делают жители Тортугеро. Однако приписывание рептилии способности совершать в открытом море дальние миграции - не шуточная вещь. Серьезность заключается в том, что вы наделяете животное умением ориентироваться, а ведь это несвойственно его сородичам. Кроме того, мы почти не знаем, откуда такая способность возникает.

Несомненно, что ряд животных обладает умением ориентироваться, но нельзя запросто включать в их число черепаху без точнейших к тому оснований.

На Кайманских островах любому человеку известно удивительное умение зеленой черепахи находить путь домой. Каждый встречный говорил мне, что черепаха, как голубь, может откуда угодно вернуться в родные края. Кайманцы доказывают это следующим: когда в честь окончания удачного промыслового сезона на острове Большой Кайман устраивается черепашье дерби, к ластам забракованных черепах привязывают цветные шары и выпускают животных из загона, и никто не удивляется тому, что все выпущенные на волю черепахи устремляются на юг. Курс на юг означает возвращение на отмели Москито, то есть в то место, где черепахи были пойманы.

Если же вы спросите у кайманца, откуда ему известно, что черепахи поплыли домой, он может задать встречный вопрос: откуда известно, что собаки гоняются за кошками.

Вы можете назвать все местные рассказы о черепахах фольклором, однако правильность подобных высказываний неразрывно связана с тем, что от них зависит благо состояние здешнего народа.

Я уже упоминал о том, что каждая шхуна ведет промысел на отведенном ей участке в течение целого сезона, а иногда и на протяжении нескольких лет кряду. Чтобы промысел был успешным, капитаны должны знать пути перемещения черепах на своем участке, детали рельефа дна, животный и растительный мир различных скал, рифов, мелей. На протяжении многих лет они наблюдают черепах, замечая их индивидуальные особенности, различные пропорции туловища, отличительные свойства пола, разнообразие рисунков и окрасок - все, чего не смог бы заметить сухо путный житель. Повседневно изучая передвижение черепах от места ночлега к пастбищам, они рассматривают поведение каждого животного в отдельности и знают морское дно, как палубу собственного судна.

Тот факт, что черепахи способны ежедневно перемещаться на несколько миль от места ночлега к пастбищу, позволяет предположить, что они способны отличить одно направление от другого и ощущают потребность возвратиться до мой. Следовательно, они могут также проложить курс и плыть по нему в открытом море, руководствуясь какими-то скрытыми ориентирами, подобными тем, какими руководствуются при миграциях лососи, тюлени, дикие утки и угри. Но доказательства этому еще не найдены. Также не найдены доказательства способности черепах ориентироваться в открытом море в случае, когда черепаха возвращается домой после путешествия, проделанного на палубе судна. Бывает, что налетевшие штормы затопляют и разрушают загоны, черепахи обретают свободу, и некоторые из них отправляются домой. Они не только плывут к тем же самым отмелям, но зачастую возвращаются к тому же подводному рифу, возле которого были пойманы.

Капитанам десятки раз приходилось видеть, как черепахи возвращались за десять-тридцать миль, сбежав из загонов на отмелях Москито. Так как улов различных шхун содержится в общем загоне, каждая черепаха имеет метку поймавшей ее шхуны. Обычно такое тавро представляет монограмму, глубоко врезанную в хрящ нижнего щита и предназначенную для того, чтобы служить, иногда четыре-пять месяцев спустя, доказательством принадлежности определенному промышленнику при окончательных расчетах в Ки-Уэсте.

Задолго до того, как отправиться на остров Большой Кайман, я слышал рассказы лишь о незначительных по расстоянию путешествиях возвращавшихся домой черепах и всегда был уверен, что в этих рассказах есть доля правды. Черепахе, плавающей по мелководью, удается находить дорогу домой за несколько десятков миль. Но мне хотелось получить из первых рук информацию о возвращении черепах за сотни миль, наперерез встречным течениям и безбрежным горизонтам, по бездонным и необъятным океанским водам.

Я уже сказал вам, что не сделал ошибки, направившись к кайманским капитанам; им многое пришлось в жизни увидеть, и они умеют рассказать об этом. Только капитанов стало гораздо меньше, чем прежде, ведь за последние четы ре десятилетия промысловый флот сильно уменьшился.

Кайманские капитаны - простые, обладающие здравым смыслом и знающие море люди - натуралисты-практики, прошедшие школу, в которой безответственное суждение или неправильная оценка могли привести к катастрофе. Большинству из них за восемьдесят. На Кайманских островах вообще чаще встречаются капитаны пожилые, нежели молодые, но среди стариков редко увидишь одряхлевших. Никто из них не пускается в россказни ради того, чтобы вызвать к себе расположение, привести вас в восхищение или просто развлечь, капитаны рассказывают, чтобы поведать вам загадки природы. Они могут позабыть какую-нибудь деталь, но никогда не приукрасят свой рассказ вымыслом.

Чарли Буш, с которым я беседовал однажды в жар кий день в Джорджтауне, был одним из этих старых капитанов. Это он рассказал мне о черепахе с искусанными ластами, возвратившейся к родным берегам отмели Москито.

Капитан Тедди Боден был вторым, а капитан Джин Томпсон - третьим моим собеседником. Одному из них было восемьдесят два, а другому - восемьдесят три года, но это такие здоровые стариканы, каких вы вряд ли видели, правда, Боден слегка глуховат. Они жизнерадостны, веселы и знают великое множество событий, случившихся давно, но интересных и поныне. В момент моего прихода оба капитана сидели на веранде ослепительно белого дома, утопающего в зелени альбиции и хлебного дерева. Дом этот, принадлежавший капитану Тедди, был расположен на боковой улице, ведущей к взморью.

Капитан Тедди сидел в кресле-качалке и, слегка покачиваясь, заставлял кресло поскрипывать. Передо мной был розоволицый, довольный прожитой жизнью человек. Он обрадовался, прежде чем узнал причину моего прихода.

- Входите! Подымайтесь сюда! - закричал он, увидев, что я остановился у белой ограды и рассматриваю дом. - Я рад вас видеть! А теперь скажите, что вам нужно?

Я поднялся по ступенькам и ответил ему, но он ничего не расслышал.

- Он сказал, что хочет поговорить о черепахах...- пояснил капитан Джин.

- О ком? О черепахах? Он так сказал? Это то, что вы хотели, молодой человек?

Я сказал, что это действительно так. Капитаны посмотрели друг на друга, и их глаза утонули где-то среди морщин, а потом оба захихикали. Я понял, что хихикают они по двум причинам. Во-первых, потому, что здесь было самое правильное место для разговоров о черепахах; во-вторых, им казалось смешным намерение обсудить такой обширный вопрос в случайной беседе, да еще в жаркий полдень. Я не сомневаюсь, что ход их мыслей был именно таким.

- Его направили туда, куда следовало, - сказал на конец капитан Тедди. - Садитесь, молодой человек, по тому что мы можем говорить о черепахах долго.

И мы говорили долго. Не так легко было заставить капитанов рассказывать только о том, что мне было нужно. Всякими искусными уловками они уводили беседу в сторону, чтобы поведать о вещах, которые, по их мнению, я должен был узнать.

Капитанам было за восемьдесят, у них было о чем вспомнить, и мое ненасытное желание слушать было удовлетворено множеством рассказов, хотя порой трудно было на править ход беседы по определенному руслу. Но, право, стоило послушать рассказы о прежнем промысловом флоте, о том времени, когда нынешние старики были юнгами и лишь становились капитанами, о хороших кораблях и плохих, об удачных годах и дурных, о прежних бурях, которые не признавали разницы между хорошими и плохими судами и заставляли женщин проливать слезы, стоя на скалистых берегах.

Бегло скользя сквозь годы, капитаны рассказывали так много, а имевшееся в моем распоряжении время бежало с такой быстротой, что мне приходилось делать значительные усилия, чтобы сохранить в памяти вопросы, ради которых я пришел.

Постепенно и понемногу, после ряда занимательнейших отклонений, я услышал то, что имело прямое отношение к моему делу, и только тогда сделал нужные записи. Оба капитана вспомнили несколько случаев, когда удравшие из загона на отмелях Москито черепахи уплывали за двадцать-тридцать миль к родным местам.

Капитан Тедди, совершавший в промежутках между промысловыми сезонами дальние рейсы, дважды встречал в открытом море, на некотором расстоянии от города Колон, плывущие на запад стада зеленых черепах.

- Они шли курсом на Тортугеро, - сказал он мимоходом, как будто это было нечто само собой разумеющимся.

В результате двухчасовой беседы я собрал много необычных сведений и услышал рассказы о двух возвратившихся издалека зеленых черепахах. Кстати, все это было очень похоже на то, что рассказывал капитан Чарли Буш о черепахе с искусанными ластами.

Вот что рассказал капитан Джин.

"Случилось это давным-давно, - начал он, не пытаясь точно определить год события. - В конце промыслового се зона я доставил в Джорджтаун с отмелей Москито сорок или пятьдесят черепах, которые подлежали отправке в Ки-Уэст. В это же время человек по имени Томас Иден приехал с Ямайки, чтобы купить партию черепах, и я продал ему свой улов. Иден отвез купленных черепах в Кингстон, где поместил в садок, находившийся в гавани. Вскоре началась буря, вода поднялась, волны разрушили загородку садка, и часть черепах убежала. Примерно два-три месяца спустя я снова промышлял черепах на том же участке, возле отмелей Москито. Неожиданно один из ловцов вытащил меченую черепаху, принадлежавшую к тому улову, который был в прошлом сезоне продан на Ямайку. Черепаха вернулась к своей прежней скале, где привыкла спать, и была поймана тем же судном, которое изловило ее в первый раз. Кратчайшее расстояние, которое она проплыла по пути домой, составляло более четырех сотен миль".

Во время рассказа капитан Джин пускался в неторопливые размышления, и надо было видеть, как нетерпеливо дожидался развязки капитан Тедди. Когда рассказ подошел к концу, он радостно заулыбался и сказал, что наступила пора и его выслушать, а если я дам ему несколько дней, чтобы не только припомнить подробности, но и сверить их со старыми вахтенными журналами и торговыми книгами, то он сможет поведать мне много подобных случаев. Все же одну историю он может сообщить сразу, без промедления, так как это очень странная, единственная в своем роде история, которую он рассказывал уже много раз.

Было лето не то 1915, не то 1916 года, но скорее всего 1915 года. Однажды в конце лета капитан Тедди отправил партию клейменных никарагуанских черепах на рынок в Ки-Уэст, но парусное судно с грузом так и не достигало берегов Флориды. На траверзе острова Пинос, вблизи Карапач-Ки, налетел коварный шквал, и судно потерпело крушение. На следующий год, примерно девять месяцев спустя, промысловая лодка поймала на прежней отмели на расстоянии мили одна от другой двух черепах из числа тех. что находились на потерпевшем крушение судне.

Вероятность возвращения и поимки двух черепах, про плывших по пути домой семьсот двадцать пять миль, кажется просто немыслимой. Но если вы вспомните, что лодки ведут Промысел из года в год на одном и том же месте, а что "по понятиям" черепахи, возвращение "домой" означает не только тот же "город", и старую "улицу", но и тот же "номер дома", это не покажется вам столь невероятным.

Я пересказал вам все, что слышал, - и вот факты перед вами. Но навсегда потерянным для вас останется своеобразие неторопливой беседы, во время которой один старый человек одобрительно качает головой и улыбается осторожным словам другого, жестами поправляет его или помогает восстановить что-то в памяти.. Потерянным для вас останется тихое поскрипывание стоящего в глубокой тени кресла-качалки, филигранный узор листьев хлебного де рева на фоне жаркого неба и внешний облик двух старых капитанов, отдыхающих на веранде после штилей и буйных ветров прошедших лет, после вождения кораблей по неточным картам среди подстерегающих на каждом шагу рифов, после трудных дел, требовавших храбрости и самообладания. И поныне живет храбрость в этих спокойных людях, крепких, как шпангоуты из красного дерева в разбитой,выброшенной на берег лодке.

Здесь вы можете услышать тысячи рассказов об островах и промысловом флоте; каждый из них заслуживает того, чтобы его выслушали. И капитаны наперебой рассказывали, а я сидел и слушал.

Вдруг я увидел: на залитой солнечным светом улице идет мой спутник. Заметив меня он подошел и сообщил, что обнаружил Джорджа и его автомашину и мы немедля должны ехать в западную бухту. Прервав монолог капитана Тедди, я сказал, что как бы ни было приятно сидеть здесь и слушать, я должен идти - день уже на исходе, а еще надо повидать капитана Элли, живущего в западной бухте.

Капитан Элли не походил на большинство кайманских капитанов. Он не был стар, не ушел в отставку и находился в расцвете сил. Недавно он поставил рекорд, поймав за двенадцать недель семьсот двадцать семь зеленых черепах. Незадолго до нашего приезда он вернулся из плавания на своей шхуне "Адамс" и сейчас сидел на веранде, покачиваясь в кресле, и курил трубку. Это был рослый человек, плотного телосложения, напоминавший защитника в футбольной команде, со спокойным и уверенным выражением лица, так присущем капитанам парусных судов.

Вы можете подумать, что капитан Элли, только что вернувшись с отмелей, не выразит интереса к беседе о черепахах. Однако он был рад такому разговору и,узнав что именно о черепахах меня интересует, сказал, что знает множество историй и готов ручаться за их правдивость, так как приведет только примеры из собственной жизни.

Капитан недолго рылся в воспоминаниях. Он вспомнил лето 1948 года, когда ему пришлось направиться за грузом черепах к острову Исла-де-Мухарес. Этот остров находится недалеко от территории Кинтана-Роо, расположенной на наветренной стороне полуострова Юкатан. Остров Исла-де- Мухарес один из немногих, помимо Тортугеро, районов гнездования зеленых черепах. Промышленники предполагают, что черепахи приплывают сюда из Мексиканского залива (чего я не знал). Мне приходилось видеть мексиканских черепах. Они в среднем значительно крупнее, чем черепахи в Тортугеро. Взрослые животные весят сто пятьдесят - двести пятьдесят и нередко четыреста фунтов.

Черепахи с острова Исла-де-Мухарес пользуются на рынке меньшим спросом из-за мускусного привкуса мяса. Пред полагают, что они питаются губками, а неталассией, которая служит основной пищей более вкусной коста-риканской зеленой черепахи. И это так. Анатомируя желудок мексикан ской черепахи, вы находите в нем больше остатков различных живых существ, чем в черепахе из Флориды или Никарагуа. Однако объяснение мускусного привкуса мяса этих черепах только тем, что они питаются губками, - чистейшее предположение. Но как бы там ни было, мексиканская зеленая черепаха вполне съедобна.

Когда улов на отмелях Москито недостаточен, шхуны отправляются к острову Исла-де-Мухарес и пополняют груз, идущий в Ки-Уэст. Так и случилось в тот раз с капитаном Элли. После промысла на отмелях Москито он направился к острову Исла-де-Мухарес. Пойманные им черепахи были типичными для этих мест крупными животными. На ниж нем панцире каждой из них ловец вырезал острием ножа или гвоздя тавро - букву или монограмму на характерный юкатанский образец. Капитан Элли доставил черепах в Ки-Уэст и там их выпустили в садок, где уже плавало не сколько черепах, пойманных у берегов Никарагуа. Прежде чем вся партия животных угодила в суп, налетевший шторм разрушил садок, и черепахи оказались на воле.

Это произошло в октябре, а в конце следующего сезона, как полагает капитан, в мае месяце одна из мексиканских черепах попалась в сети возле коралловых рифов отмелей Могкито Сомнения в том, что это была мексиканская черепаха, быть не могло, так как на ней имелось юкатанское тавро, собственноручно вырезанное ловцом, промышлявшим в районе острова Исла-де-Мухерес. Кроме того, на черепахе имелось второе тавро-контрольная метка шхуны "Адамс". Таким образом, происхождение черепахи было вне подозрении.

Возникает единственный вопрос, зачем понадобилось мексиканской черепахе отправиться на никарагуанские от мели? У вас невольно может возникнуть мысль, что черепаха попала туда по дороге домой на остров Исла-де-Мухарес. Взгляните на карту, и вы поймете всю несостоятельность такого предположения. Для чего черепахе надо было плыть домой мимо отмелей Москито, то есть окольными путями. Зачем понадобилось плыть туда, где ее вторично изловил капитан Элли Ибенкс? В любом вашем предположении будет слишком много элементов случайного. Капитан Элли сумел дать, намой взгляд, наиболее правильное объяснение.

Наудивлявшись вдосталь, капитан Элли и его экипаж решили, что юкатанская черепаха отправилась к берегам Никарагуа в компании обитательниц отмелей Москито ведь в садке вместе с мексиканскими были зеленые черепахи, пойманные у отмелей Москито. Возможно, что они отправились вместе удобства ради, либо просто за компанию, или по инерции. Может быть, черепах с отмелей Москито было больше, возможно, они были настойчивее и у них сильнее проявлялось влечение домой. Поэтому вся группа устремилась к отмелям Москито, а не поплыла к острову Исла-де-Мухарес.

Суждение капитана Элли - одно лишь предположение, но оно наиболее разумное из всех тех, что я слышал. Без него перед вами была бы чистейшая загадка. Такое пред положение было бы более оправданным, если бы в сеть также вторично попала бы и никарагуанская черепаха. Но этого не произошло.

На мой взгляд, перед нами всего лишь интересный, загадочный случай, однако он не свидетельствует о том, что черепахи располагают "навигационным оборудованием". Капитан Элли согласился со мной и принялся рассказывать другую историю.

Случилось это в середине зимы 1942 года, когда шхуна "Адамс" вела промысел в районе бара Дедмен, примерно - в одиннадцати милях к северо-востоку от отмелей Москито.

В одно раннее утро на промысловой лодке, нагруженной зелеными черепахами, к шхуне подплыл человек. Он кликнул капитана Элли, которого считают знатоком в оценке и сортировке зеленых черепах, и просил помочь выбрать из партии несколько штук - он хотел отослать их своей семье. Капитан спрыгнул в лодку, пересмотрел и перерыл всех черепах и отобрал пять лучших. Промышленник вырезал тавро на нижнем панцире каждой из них.

Три дня спустя все пять клейменых черепах были погружены на шхуну "Уилсон", направлявшуюся домой на Кай-манские острова. Важно отметить, что на этот раз "Уилсон" не везла с собой какого-либо груза и пять клейменных черепах не были связаны за ласты и уложены в трюм, а лежали брюхом кверху на палубе.

Плавание до Большого Каймана прошло быстро и без приключений. Когда шхуна пришла в Джорджтаун, черепах поместили в небольшой садок, где они должны были дожидаться возвращения владельца. Неожиданно налетел сильный северо-восточный ветер, уровень воды в садке поднялся, и все пять отобранных черепах очутились на воле.

С тех пор, как шхуна "Уилсон" ушла с отмелей Москито прошло двенадцать дней; первые три дня были в западной части Карибского моря штормовыми. Капитан Элли пере ждал ненастье на отмелях Москито и, когда наступила хорошая погода, вернулся на промысловый участок. Наутро двенадцатого дня капитан услышал, как причалившая лодка стукнулась о борт "Адамса" и тихий, взволнованный голос окликнул его. Это приплыл тот ловец, который ото слал домой пять черепах. Он был как-то странно смущен так бывает смущен человек, допустивший оплошность, но не понимающий, в чем ее сущность. Посмотрев на море, он принял равнодушный вид - такой вид бывает у здешних людей, когда они пытаются скрыть свое беспокойство.

- Случилась странная штука, капитан, - сказал он. - Не знаете ли вы, что произошло с "Уилсоном?"

Но капитан ничего не знал. В те времена - всего лишь пятнадцать лет назад - все было по-иному. Тогда суда флотилии не имели радиосвязи с берегом, и потому никто не мог знать, что с ними происходило в дороге. И какими бы окольными путями не подходил человек к пугавшему его делу, причина его испуга была ясна - он предполагал, что "Уилсон" погиб.

Капитан Элли попросил рассказать всю историю от начала до конца, что бы понять, что его заставило так думать и как до него дошли такие сведения.

- Черепаха само сообщила мне эту весть, - сказал человек. - Одна из тех пяти черепах, которых я послал своей семье в начале минувшей недели, вернулась на отмели, и попал сегодня на рассвете в мою собственную сеть, у той же самой скалы, где она спала прежде.

Капитан быстро сосчитал дни - их получилось двенадцать. Однако его лицо выражало такое недоверие, что посетить прыгнул в лодку, и отбросив цыновку, обнажил черепаху. Ошибки быть не могло - это было одна из пяти черепах, отобранных капитаном, а на ее нижнем панцире красовалось единственное в свое роде тавро владельца промысловой лодки.

Черепаха лежала на дне лодки, похлопывая ластами по брюху, подавленная затруднительным положением. Она не способна была сознавать злую иронию судьбы - быть пойманной вторично, и была чересчур примитивна, чтобы понимать, насколько отрицательно относятся люди к ее появлению в здешних краях.

Капитан Элли тщательно осмотрел ее и сказал, что тут возможны два объяснения. Либо черепаха проплыла триста пятьдесят миль по строго намеченному направлению, каким летают чайки от острова Большой Кайман до здешних отмелей, либо шхуна "Уилсон" погибла где-то по пути к Каиманским островам. Трудно, конечно, сказать что-либо определенное, но второе объяснение кажется ему наиболее ре зонным.

Известие быстро облетело отмели, и, услышав его, моряки на шхунах пришли в уныние. Ведь вся промысловая флотилия - крепко спаянное содружество, и почти у каждого моряка на "Уилсоне" были родственники.

Печаль царила целую неделю, и, хотя промысел шел своим чередом, никто не проявлял особого интереса к удачному лову.

В одно прекрасное утро моряки увидели шхуну, шедшую с острова Большой Кайман. Капитан Элли, окликнув ее, спросил о судьбе "Уилсона". На шхуне удивились та кому вопросу и ответили, что "Уилсон" стоит на якоре дома в западной бухте. Торопясь на промысел, капитан этой шхуны вкратце рассказал, что с северо-востока налетел ветер, вода залила садки, и сообщил еще ряд подробностей, не менявших сути дела. Таким образом, событие из трагедии превратилось в загадку природы.

Посмотрев на карту, вы можете убедиться, что если бы убежавшая из загона черепаха поплыла по прибрежному мелководью, этот путь был бы слишком длинен, чтобы преодолеть его за двенадцать дней. Возможно, что она двигалась напрямик через западную часть Карибского моря проплывая в среднем по тридцать миль в день. Внесите поправку на возможные ошибки при плавании наугад, и проплытое черепахой расстояние вырастет во много раз, а срок в двенадцать дней покажется очень коротким.

Этот занятный случай указывает не только на настойчивое стремление и способность животного находить до рогу домой, но и умение избирать кратчайший путь И если так случилось в действительности, а зная капитана Элли трудно подвергать эти факты сомнению, то можно предположить наличие у черепах какого-то особого чутья, которое позволяет животным совершать длинные осмысленные переходы по бездорожью морских просторов. Это умение и есть то, что мы с вами ищем: оно подтверждает предположение, что черепахи-мигрирующие животные. И несмотря на отсутствие проверенных и окончательных доказательств все меньше остается серьезных сомнений в том, что стада черепах, приплывающие в июне месяце в Тортугеро, со стоят из мигрантов с отмелей Москито, а также из разных других мест, расположенных в Карибском море.

В ту ночь, когда я, потратив неделю на ожидание и хождение по черному песку Тортугеро, все же встретил стадо, со мной находился Качуминга. Это был тощий, неопрятный на вид паренек, безнадежный алкоголик, высохший, как щепка, легкий, как воронье перо, и лишенный мускулатутуры. Он непрерывно изливался в рассуждениях, был полон знаний, сведений, а также желания понравиться. Он ничем мне не был обязан, и я не мог понять, зачем он отправился со мной; ведь это отвлекало его от guaro, которое он мог вы просить сегодня в деревне.

Думаю, он пошел потому, что очень хотел быть мне чем-нибудь полезным.

Когда мы встретили больших зеленых черепах, тяжело вылезавших из воды и копавшихся в песке возле кустарника, Качуминга словно вырос в собственных глазах, так как именно он предсказал, что скоро приплывет стадо. Перебегая от одной черепахи к другой, он скользил по песку, похожий на гонимое ветром какое-то загадочное существо. Похлопывая по гладким верхним щитам черепах, он делал выразительные жесты и кричал:

- Вот, видите! Это, стадо! Стадо пришло!

Я не был столь бессердечным и не сказал ему, что и без него знал о скором прибытии стада, но основной вопрос жег меня, как пламя, и я спросил у Качуминги, словно только он мог дать мне ответ.

- Откуда они все приплыли, Качуминга?

Показав в сторону моря, он медленно описал рукой полукруг, склонил подбородок на грудь и зажмурил глаза, будто иначе нельзя было поведать о той дали, из которой приплыли черепахи.

- О! - восхищенно сказал он.- De all-a-a. De all le-e-e-jos^*. Отсюда и оттуда.

^* (Отовсюду, издалека (исп.).)

Не знаю, откуда Качуминга это взял, но думаю, что ка кую-то долю истины его слова содержали.