Нас утро встречало песнями

В первых числах апреля после долгого пути наш грузовик остановился ночью на берегу маленькой, но бурливой речки у подножия хребта Куг-и-Танг. Нас было пятеро. Костя - начальник экспедиции и Курбан-Нияз - проводник были старыми друзьями. Они не раз уже путешествовали вместе. Шофер же, дядька и я впервые знакомились с экспедиционной жизнью. Все тотчас улеглись спать. Несмотря на усталость, я долго не мог уснуть. Какие-то камешки сквозь кошму и спальный мешок неприятно кололи спину и бока. Кроме того, одолевали мысли о предстоящей охоте. Чем все это кончится?

Спутники мои давно похрапывали, а я все ворочался, стараясь улечься поудобнее, и, наконец, незаметно уснул.

Проснулся я на рассвете, высунулся было из мешка, но тут же нырнул обратно. На чехле мешка серебрился легкий налет инея. Никто не поднимался, и я тоже решил еще немножко подремать. Да не тут-то было! Откуда ни возьмись, над нами прошуршала птичья стая. Выглянув из мешка, я увидел с десяток птиц, усевшихся на небольшом деревце. Птицы внимательно разглядывали машину и нас, обмениваясь короткими негромкими звуками. Но скромно они держались недолго. Настороженный разговор сменила безудержная болтовня, которая не только заглушила журчание речки, но и разбудила всех. Птицы свистели, трещали и даже мяукали.

- Кыш, оглашенные - не выдержал Володя. - Пошли отсюда!

- Это они тебя приветствуют,- сказал Костя, высовываясь из мешка. - Хорош гость! Хозяева исполняют ему утреннюю серенаду, а он их гонит. Эй, друзья, хватит боками землю трамбовать! Подъем!

Вслед за Костей мы вылезли из мешков и торопливо оделись. Птицы, не боясь нас, спокойно сидели на нижних ветках.

- Костя,- спросил я, - что это за смелые птицы?

- Это майны - индийские скворцы, - ответил он.- Очень полезные и умные птицы. В садах и на полях майны поедают множество вредных насекомых. Горцы их любят и не обижают. Поэтому птички не боятся людей.

Майны перепархивали с дерева на крышу грузовика, а самые отчаянные даже в кабину забрались.

На востоке над темными вершинами дальних гор занялось зарево. Сначала оно было бледным, желто-золотым, по" том золото разлилось по небу широким правильным полукружьем, а середина загорелась чудесным нежно-розовым цветом. Розовое разливалось все шире, и вдруг в седловике между вершинами ослепительно брызнул лучами сверкающий кусочек солнца. Как только первые лучи упали на скалы, нависшие над ущельем, откуда-то сверху раздался громкий крик: "Ке-ке-ке-ке! Ке-ке-лик! Ке-ке-лик! Ке-ке-лик!" На вершину одной из скал быстро выкатился маленький серый комочек. Он приплясывал "а самом гребне, и оттуда неслось задорное: "Ке-ке-лик! Ке-ке-лик!"

В бинокль я разглядел небольшого петушка в щегольском желтовато-дымчатом наряде с сизой, окаймленной темными полосами грудкой. Петушок приподнялся на ярко-красных ножках, вытянул шею, широко раскрыл клюв, и снова раздалось: "Ке-ке-ке-ке! Ке-ке-лик! Ке-ке-лик! Ке-ке-лик!" Несколько таких же петушков вылетели на скалы и хором поддержали солиста.

"Ке-ке-лик! Ке-ке-лик!" - загремели скалы. Это "пели" горные куропатки-кеклики. Их было так много и кричали они так громко, что разговаривать было невозможно. Сначала мы перекрикивались, а потом стали объясняться знаками. Наконец дядьке это надоело, он достал из машины ружье, зарядил его и вьшалил в воздух. Мгновенно наступила тишина. Кеклики, перепархивая с камня на камень бежали по скалам вверх, к гребню.

- Вот теперь можно спокойно разговаривать,- удовлетворенно сказал дядька, выбрасывая стреляную гильзу,

В эту минуту с дальней скалы послышалось: "Ке-ке-лик! Ке-ке-лик!" Как по команде, кеклики дружно откликнулись и опять заглушили всех. Дядька поднял ружье и выстрелил еще раз. И на этот раз тишина продержалась всего минуту, а затем птицы закричали еще громче.

- Брось, Ларивонч! - закричал Курбан-Нияз. Сейчас они уйдут кормиться, и будет тихо!

Кеклики умолкли через полчаса. Однако весь день то тут, то там франтоватые петушки заводили свое: "Ке-ке-лик!" Мы скоро привыкли к этим крикам и не обращали на них внимания.

В тот день мы не нашли змей. Усталые и злые, молча плелись мы вечером вслед за Курбан-Ниязом. Вдруг из-за скалы с шумом и криком вылетела стайка майи. Птицы стремительно неслись нам навстречу, прижимаясь к земле. За стайкой, со свистом рассекая воздух, гнался ястреб. Он преследовал одну из птиц. Майна отчаянно пищала и металась между камнями. В последнюю минуту, когда когти хищника вот-вот сграбастали бы несчастную птицу, она отчаянным рывком выскользнула из-под ястреба и комочком упала к ногам проводника. Взмывший ястреб едва не задел крыльями чалму Курбан-Нияза. Проводник нагнулся и взял в руки насмерть перепуганного скворца.

Ястреб не торопился улетать. Он кружил в десятке метров от нас.

- А, негодный! - крикнул проводник,- Ты еще чего-то ждешь! Лешка, дай ему!

Я сорвал с плеча ружье…

- Стой, - закричал Костя, - не стреляй!

Поздно. Ястреб уже ткнулся в землю.

- Зачем убил ястреба? - сокрушался Костя.- Ведь он приносит пользу, поедая больных и старых птиц.

Скворец, за которым гнался хищник, не был похож ни на больного, ни на старого. Он спокойно сидел на руке проводника, не собираясь улетать.

- Лети! - оказал Курбан-Нияз и столкнул скворца с ладони. Птица вспорхнула, села на большой камень и залилась звонкой трелью, словно благодарила за спасение.