Глава 1. Черепашья гора

Большой графитно-оранжевый самолет с ревом понесся вниз по реке между стенами леса. Вода била из-под фюзеляжа и застилала иллюминаторы. Как раз напротив лагеря мы достигли взлетной скорости вырвались из водных струй, иллюминаторы очистились, и я успел увидеть Ларри Огрена, студента Флоридского университета и моего верного помощника по работе с черепахами в Тортугеро. Он махал нам с пристани, а рядом с ним стоял Лео Мартинес, креол, наш mayordomo. Они остались, чтобы собрать черепашек для последнего рейса. Приближался новый пик массового вылупления черепашек, и лагерю предстояли жаркие денечки. Рыба не ловилась, насос еле тянул, а каждую ночь из песка торопливо выбирались стайки юрких созданий величиной с большую монету, и все они спешили поскорее отправиться туда, куда отправляются новорожденные черепашки. Каждую ночь в оградах из мешковины, окружавших гнезда на гнездовом пляже, появлялось по пятьдесят, а то и больше черепашек, и каждое утро нужно было собирать их сотнями, переносить в садки и кормить рубленой рыбой. Каждый день воду в деревянных садках нужно было менять при помощи дребезжащего насоса, шланг которого уходил за линию прибоя перед навесом с садками. Насос постоянно ломался, и тогда воду таскали в ведрах. Когда садки наполнялись черепашками, в Тортугеро начинался непрерывный аврал. В период выхода черепашек из яиц не отдыхает никто. Впрочем, в прошлые сезоны Ларри и Лео приходилось гораздо хуже, потому что тогда черепашки вывозились крохотными партиями на четырехместной "Цессне".

А этот ревущий "Грумман", кроме нас с Гарольдом Хэртом, профессором зоологии из Университета штата Юта, вез еще восемь тысяч новорожденных черепашек, которых предстояло высадить в разных местах карибского побережья.

Вид тортугерского пляжа с воздуха. (В верхнем правом углу видна Серро Тортугеро (Черепашья гора).)

Мы расставались с Тортугеро до следующего сезона. Я смотрел, как мимо проносятся крытые пальмовыми листьями хижины. Мы вырвались из мертвой хватки реки, я почувствовал ровную опору воздуха, и за иллюминаторами замелькали уже не стволы деревьев, а их кроны. Мы мчались вдоль окаймленного лесом русла, и там, где устье изогнулось навстречу соленым волнам, круто пошли вверх по направлению к морю, мимо зеленого конуса Серро Тортугеро, одинокой горы, возвышающейся по ту сторону протоки почти рядом с пляжем. Именно Серро, утверждает местная легенда, каждый июль приманивает зеленых черепах со всего карибского побережья.

О конечно, рассказы, будто гора служит маяком мигрирующим черепахам, нелепы, это всего лишь фольклор! Но я молчу, потому что потратил десять лет на поиски более правдоподобного объяснения того, каким образом черепахи отыскивают этот пляж. Однако ни один хороший навигатор не станет пренебрегать надежными приметами, которые помогают ему подойти к берегу там, где нужно. Как знать, может, Серро действительно служит вехой черепахам, плывущим в Тортугеро? И пока тайна ориентирования черепах в морских просторах остается почти необъясненной, было бы глупо отвергать такое предположение с высокомерной категоричностью.

Летчик, сделав вираж у Черепашьей горы, продолжал набирать высоту над водными просторами, и вскоре мы уже почти могли разглядеть границу Ника-рагуа, где река Сан-Хуан, изливаясь из большого озера, несколькими рукавами впадает в Карибское море. Мы повернули назад, к суше, и зеленая кровля тропического леса приобрела тот особый замшевый вид, какой появляется у нее, когда смотришь с определенной высоты. В пятидесяти милях к югу, за Пуэрто-Лимоном, единственным карибским портом Коста-Рики, голубели горы.

Мы повернули на юг, и я подумал было, что мы уже летим в Панаму. Но летчик решил еще разок развлечь одинокую деревушку, самолет круто пошел вниз, и мы вновь оказались над самой водой. Мы пронеслись вниз по реке, едва не задевая зеленые верхушки, мимо Ларри и Лео, которые все еще стояли на пристани под колышащейся кружевной листвой хлебных деревьев. Затем промчались над белыми зубчатыми зигзагами прибоя, и теперь под нами не было ничего, кроме волн. Мой восьмой сезон в Тортугеро разом пришел к концу, и у меня привычно защемило в груди, как всегда, когда я расставался с этим безвестным милым местечком на узкой косе между черной рекой и морем.

Амфибию "Грумман-Альбатрос", на которой мы летели, нам прислали из Рузвельт-Роудс (Пуэрто-Рико) по распоряжению военно-морского ведомства. Появление ревущего двухмоторного самолета, столь неуместного в этом тихом селении у речного устья, было результатом многих событий и самых невероятных скрещений людских судеб.

Военно-морское ведомство оказалось замешанным тут главным образом из-за все накапливающихся данных, которые свидетельствовали о том, что зеленая черепаха - удивительно способный навигатор. В течение нескольких лет Научно-исследовательское управление военно-морских сил (НИУВМС) всячески поощряло и поддерживало изучение ориентации у животных. Некоторые из наиболее эффектных навигационных достижений мигрирующих животных все еще не имеют удовлетворительного объяснения, а вернее, никакого. По мнению сотрудника управления д-ра Сиднея Галлера, если такое объяснение будет найдено, оно, возможно, подскажет новые способы ориентирования с помощью каких-то топографических вех; не исключено даже, что будут обнаружены принципиально новые системы ориентиров. Исследования, которые мы вели в Карибском море, постепенно создавали довольно стройную картину, показывающую, что зеленой черепахе свойственно стремление вернуться к месту своего появления на свет, что она способна придерживаться нужного направления в открытом море и находить конкретный участок берега, руководствуясь не известными нам ориентирами. Если вы прикинете, какие навигационные проблемы разрешаются с помощью информации, которую животное посредством своих органов чувств получает от окружающей среды, вы поймете, что путешествия зеленой черепахи не могли не заинтересовать тех, кто связан с разработкой проблем ориентирования, в частности сотрудников военно-морского ведомства.

Я познакомился с Сидом Галлером очень давно на конференции по вопросам рыболовства, которая проводилась в Гаване. Незадолго до этого он возглавил биологический отдел Научно-исследовательского управления военно-морских сил. В те времена миграционные достижения зеленой черепахи все еще в основном принадлежали к области фольклора. Д-р Галлер спросил мое мнение о том, стерпит ли зеленая черепаха, если ей к панцирю привинтят прибор. Еще не вполне понимая, к чему он клонит, я ответил, что, по-моему, она возражать не будет - разумеется, если груз не помешает ей плавать.

Я рассказал ему о том, как черепахи-самки упрямо лезут на берег в Тортугеро для откладки яиц, несмотря на самые страшные увечья и препятствия. Так, например, они выволакивают на сушу деревянные буи. Буи эти, представляющие собой большие чурбаки, используются для того, чтобы выпущенную в море черепаху можно было сразу обнаружить. Море у тортугерского гнездового пляжа почти никогда не бывает спокойным. Катер, который забирал добычу веладоров - ловцов черепах, редко мог подойти к берегу, подвозить же к нему черепах через линию прибоя в утлых лодчонках было бы непрактично. А потому доставка живого товара на катер производилась следующим образом: черепах выпускали в море, предварительно привязав крепкой веревкой чурбак к переднему ласту. Катер из Пуэрто-Лимона крейсировал вдоль берега, ожидая сигнала, что черепахи выпущены, после чего он спускал два- три ялика, матросы преследовали прыгающий по волнам буй, хватали веревку и втаскивали черепаху в ялик. Подобный способ, однако, был не слишком надежен, и каждый раз нескольким черепахам удавалось уплыть с бревном, привязанным к одному из двух ластов.

Вначале я думал, что такие черепахи обречены. Но если среди них оказывались самки, которые были пойманы и оснащены чурбаком до того, как они отложили яйца, то первой их мыслью - во всяком случае, первой мыслью некоторых из них - было не уплыть от назойливого чурбака, а вернуться на берег и докончить прерванное рытье гнезда, ради которого они пропутешествовали по морю многие сотни миль. Когда я обнаружил, что черепахи точно следуют столь сложному стереотипу поведения, невзирая на подобную помеху, я проникся глубокой верой в целеустремленность и грузоподъемность самки зеленой черепахи, а следовательно, и в ее потенциальную пригодность для экспериментов по навигации. Эта вера стала восторженной и неколебимой, когда в одну прекрасную ночь на берег выползла черепаха, волочившая за собой буй, который она буксировала от самой Панамы - более ста миль. Передо мной было животное, которое, по утверждению всех местных старожилов, мигрировало на огромные расстояния, находило дорогу в открытом море и могло бы, по-видимому, все это время нести на себе сигнальный прибор, не испытывая ни малейших неудобств, - при условии, что такой прибор удастся сконструировать.

Вскоре после того, как Сид выяснил у меня вопрос о грузоподъемности зеленой черепахи, я получил от Национального научного фонда субсидию для изучения миграций морских черепах и организации пунктов мечения во Флориде и в Коста-Рике. Примерно тогда же возникло любопытнейшее общество, назвавшее себя "Братством зеленой черепахи"; из него вскоре выросла Корпорация сохранения карибской природы, и через самое короткое время зеленая черепаха оказалась окруженной таким вниманием, какого еще не выпадало на долю ни одной рептилии. Вниманием вполне заслуженным, ибо нет другой рептилии, которая столь привлекательно объединяла бы в себе многие свойства, интересные для самых разных людей: очевидный, хотя и не объясненный, навигационный талант, вкуснейшее мясо и явные удобства для превращения ее в один из основных продуктов питания повсюду на тропических побережьях.

Таким образом, "Альбатрос", с ревом вырвавшийся из укрытой деревьями реки, в какой-то мере свидетельствовал о признании разносторонних достоинств Chelonia. Но о добродетелях зеленой черепахи я еще буду говорить гораздо подробнее, а пока мне просто хочется вспомнить, как в тот день я поглядел в иллюминатор самолета и увидел внизу, среди пальм и хлебных деревьев, хижины Тортугеро. И мне вспомнилась вся прихотливая цепь событий, которые привели к тому, что мы с Гарри оказались здесь, на борту военного самолета с экипажем в восемь человек и с восемью тысячами новорожденных черепашек в штабелях широких плоских ящиков.

Мы летели в Панаму, чтобы заправиться горючим. Оттуда нам предстояло совершить облет Вест-индской островной дуги от Барбадоса до Пуэрто-Рико и оставить наших черепашек в шести местах, которые были намечены для эксперимента по восстановлению черепашьего поголовья.

Достигнув высоты четыре тысячи футов, мы перешли на горизонтальный полег. Кто-то из членов экипажа принес кофейник с кофе, который он успел сварить уже после взлета. Я с удовольствием взял чашку, снова прильнул к иллюминатору и поглядел назад, туда, где из морской дымки смутным квадратным облачком вставала Черепашья гора - единственная возвышенность на сотни миль побережья. Гора, исчезающая далеко позади нас, вновь обратила мои мысли к пестрой смеси прошедших лет и к другим полетам в Черепашье устье и обратно, начиная с самого первого, когда Пеко - уже так давно - доставил меня туда в крохотной "Аэронке", которой исчерпывался весь воздушный парк авиалинии Франсиско Ванольи.

В первый раз я отправился в Тортугеро в поисках сведений, которые помогли бы восполнить пробелы в знаниях биологии морских черепах. За несколько лет до этого я взялся за составление справочника о североамериканских черепахах и сразу же обнаружил, что о больших, прославленных съедобных черепахах, обитающих в море, не известно почти ничего. Это оставило у меня ощущение неудовлетворенности, и в конце концов я отправился странствовать по Карибскому морю, чтобы узнать то, что удастся узнать.

Тогда еще никому - во всяком случае, никому из зоологов - не было известно, что морские черепахи мигрируют и что зеленая черепаха принадлежит к самым замечательным путешественникам среди животных. Поэтому я, в частности, намеревался отыскать на побережье такое место, где мог бы проверить, какая доля истины содержится в россказнях рыбаков и ловцов черепах, которые решительно утверждали, будто зеленая черепаха путешествует по всему свету и будто она "навигатор получше человека". Во время летних поездок я занимался тем, что собирал слухи на островах и на побережье материка, и постепенно они привели меня в Тортугеро.

Черепахи, конечно, посещали Тортугеро уже неисчислимые века до того, как туда добрался я. Индейцы ловили их задолго до рождения Колумба. Впервые я услышал об этом местечке от двух моих друзей в Коста-Рике - от д-ра Дорис Стоун и от сеньора Гуильермо Крус: они независимо друг от друга рассказали мне о дикой полосе карибского пляжа неподалеку от границы с Никарагуа, где зеленые черепахи выходят на сушу и буквально всползают друг на друга, выискивая свободное пространство для гнезда. Чуть позже то же самое я услышал от капитанов с острова Большой Кайман, которые уже почти сто лет из поколения в поколение занимаются своим промыслом на пастбищах зеленой черепахи возле островов Москито у побережья Никарагуа, Они уже тогда объяснили мне то, что с тех пор уже почти доказали черепахи, которых мы метили в Тортугеро, а именно, что стада зеленых черепах, собирающиеся на пастбищах у островов Москито, приплывают туда с тортугерского пляжа и возвращаются на этот пляж, когда для них настает сезон размножения. Они сказали мне, что черепахи с островов Москито откладывают яйца на двадцатимильном участке костариканского побережья. Это место они называли Черепашьим устьем. Они сообщили, что на северном конце этого пляжа высится поросший лесом вулканический холм, возникший в незапамятные времена, - он одиноко поднимается над низменным берегом и служит путеводным маяком плывущим туда черепахам.

Прошло десять лет - в Устье настали иные времена, и я смотрел сейчас на древнюю гору через иллюминатор самолета, который направлялся в дальние уголки Карибского моря с грузом новорожденных тортугерских черепашек. Смотрел - и простодушно дивился неисповедимым путям судьбы, а также тому, как легко и удобно выбираться из Устья подобным способом.

В прошлые годы отъезд из Тортугеро всегда бывал драматичным событием. Все утро - а иногда и два, и три утра подряд - вы ждали (а радио, конечно, по своему обыкновению, не работало) появления самолета, зафрахтованного неделю, если не месяц назад. Вы напряженно всматривались в многомильную стену брызг, уходящую к Пуэрто-Лимону, и уже начинали видеть то, чего там вовсе не было, и принимали за самолет кружащего в отдалении коршуна, а может быть, и стрекозу, повисшую в солнечном мареве. В конце концов вы достигали последнего этапа напряженного ожидания, когда в самолет начинали превращаться черные точки, плававшие у вас перед глазами. Из всех тревог и забот, неотделимых от увлеченности и успехов нашей лагерной жизни прошлых. лет, не было ничего хуже этого ожидания, которое изматывало даже самых стойких,- ожидания маленького самолета, ожидания в полной неизвестности, когда он появится и появится ли вообще. Это деморализующее ожидание превращало друзей в заклятых врагов. Я знаю людей, которые предпочтут умереть, лишь бы не возвращаться в Устье, - и все из-за этих жутких бдений.

Я вспоминал и о том, как приходилось туда добираться в первые годы. Процесс этот был менее драматичным, а потому в памяти поездки накладываются одна на другую, но я до мельчайших подробностей помню свое возвращение в Тортугеро три года назад, когда самолет вел мой приятель, которого мне больше не довелось увидеть. Я помню, как за косой Парисмина, в устье Рио-Равентасон, от которого начинается пляж Тортугеро, мы увидели акул, а дальше, где речные воды цвета кофе со сливками встречались с морской синевой, птицы и макрели кружили возле темных косяков молодой сельди, прорезавшихся рваными белыми линиями там, где в них врубались хищники.

Почти сразу же за Парисминой можно было увидеть двойные борозды черепашьих следов. Они покрывали пляж галочками, полукружиями, а иногда и нерешительными спиралями - все эти фигуры начинались у линии прибоя, уходили в сухой песок и вновь возвращались к черте прибоя. Я достал записную книжку и начал считать следы, но меня отвлек скатманта, кувыркавшийся в волнах на мелководье. Сбившись, я принялся смотреть, как черепахи-самцы дерутся из-за самок, которые поспешно ныряли в море, когда над ними проносился самолет или его тень, словно самолет был чайкой, а трехсотфунтовая черепаха - новорожденной черепашкой, лакомым кусочком весом в три унции, и не нырнуть значило для нее погибнуть. Я вовсе не утверждаю, что взрослая зеленая черепаха сохраняет страх перед всем, что пролетает над ней, - страх, который спасал ее в пору детства. Но я не утверждаю и обратного.

Эта мысль наводила на размышления, но мы уже приближались к Одиннадцатой миле, если считать от дальнего конца гнездового пляжа, а у Одиннадцатой мили кладки достигают наивысшей плотности для всего протяжения Черепашьего устья. На пляже Тортугеро встречаются две основные ветви миграции: одни черепахи движутся с юга, из Панамы и Колумбии, другие плывут с севера, от островов Москито и побережья Никарагуа. Черепахи являются туда и из других мест - из самых дальних уголков западной части Карибского моря, а некоторые покрывают и еще большие расстояния. Однако большинство все же составляют обитатели мест, лежащих прямо на юг или прямо на север, то есть налево или направо от пляжа. Каждый раз, когда кто-нибудь из сотрудников черепашьего лагеря летит из Пуэрто-Лимона в Тортугеро, он высматривает каботажные флотилии прибывающих черепах. Но высмотреть их никогда не удается. Их стада появляются в Устье внезапно, без предупреждения, никем не замеченные в пути. Скудость сообщений о черепашьих стадах в море - одна из загадок морских черепах, и в дальнейшем я еще вернусь к этому вопросу.

На протяжении трех-четырех миль, начиная с Одиннадцатой мили, пляж был густо испещрен следами. У Шестой мили они поредели, и я было подумал, что в лагере особой горячки с мечением нет, но на Третьей миле следов вновь стало заметно больше и, насколько я мог судить, количество их не уменьшалось до самого северного конца пляжа, где Рио-Тортугеро поворачивает и вливается в море. Было десятое июля, и черепахи уже прибыли. Этот год обещал богатое мечение.

Я не предупредил тогда о своем приезде. Летчик покружил над лагерем, чтобы кто-нибудь поехал в ялике встретить меня у посадочной полосы, в двух милях от моря, но в лагере никого не оказалось. Ларри и Лео наверняка отправились охотиться на вари. Вари - это белогубый пекари, одно из лучших добавлений к стандартной диете Устья, состоящей из бобов и риса. Поэтому охота на пекари - занятие весьма похвальное, и удачливые охотники пользуются в Устье большой популярностью. Мы с ревом понеслись дальше, брея верхушки пальм весь путь до протоки, где резко нырнули вниз и пошли на посадку. Самолет покатил, приминая высокую, по колено, траву, которой заросла узкая расчищенная от кустов полоска на высоком берегу.

У конца взлетной полосы мы остановились. Летчик выключил мотор, и я открыл окно. Внутрь самолета сразу ворвался знакомый рев прибоя - непрерывный, беспокойный грохот волн, накатывающихся на берег под самыми разными углами, как это тут часто бывает. Я открыл дверцу и шагнул из-под серебристо-красного крыла на землю. Недавно прошел ливень, и горячие лучи солнца пронизывали чисто вымытый воздух. Краб-привидение выбрался из мелкой ямки, в которой он укрылся, напуганный нашим появлением, и боком заспешил к своей законной норке. Я поглядел на бесконечные застывшие волны берега и увидел только черного коршуна, который, нахохлившись, угрюмо сидел на коряге.

Летчик торопился вернуться в Пуэрто-Лимон - ему нужно было еще слетать в Сихаолу. Он подал мне чемоданы и протянул руку. Я пожал ее и поздравил его, как это принято делать после завершения каждого полета. Он включил мотор, захлопнул дверцу, беззаботно взлетел по ветру и быстро исчез из виду за вершинами высоких деревьев на том берегу реки.

Я перетащил чемоданы к пристани на реке и прикрыл багаж пальмовыми листьями на случай ливня, которые здесь имеют обыкновение разражаться в самый разгар солнечного дня. Прежде чем отправиться в двухмильную прогулку по пляжу, я постоял и поглядел по сторонам, впитывая знакомое успокаивающее ощущение пустоты и безлюдья этих мест. Солнце успело между двумя шквалами накалить темный песок и сотворило тот особый чистый и теплый воздух, которого не бывает больше нигде. Неумолчный шум прибоя тоже был приметой этих мест, как и бесшумное крадущееся скольжение песчаной ящерицы, уже свыкшейся с появлением самолетов. Когда грохот моря на мгновение стихал, я слышал дальние хриплые крики ястреба и монотонное поскрипывание тукана в лесу за рекой. Обрывки океанского бриза, гаснущего в ливневых шквалах над морем, наигрывали шелестящие мотивы на пальмовых листьях, а где-то чуть ли не на полпути к Пуэрто-Лимону, надрываясь, лаяла собака. Этот собачий лай был единственным звуком, свидетельствовавшим о присутствии человека. Безлюдье было неотъемлемо от Тортугеро.

Я слушал собачий лай и вспоминал сикиррес - одичавших псов, которых я застал в Черепашьем устье, когда впервые приехал туда. Едва начинался черепаший сезон, как стаи бродячих псов являлись на побережье из селений во внутренней части страны, рыскали по пляжу и пожирали яйца и черепашек. Кончилось тем, что правительство прислало сюда истребительный отряд, который перестрелял всех попадавшихся на глаза собак и навел глубокое уныние на деревушку, так как вместе с бродягами были уничтожены и местные собаки. Это было отвратительное время, но другого способа спасти черепах Тортугеро не нашлось. В те дни черепахи больше всего страдали от собак, если, конечно, не считать людей. И как ни мерзок был треск старых винтовок и автоматов, именно они вместе с новым законом, запрещавшим переворачивать черепах, спасли последний из гнездовых пляжей зеленой черепахи на западном побережье Карибского моря.

Тут мои воспоминания о бродячих псах разом оборвались, потому что из кустов выскочила злобная сучка, принадлежащая Берти, и принялась хватать меня за ногу. Я перестал думать о собаках, давно уже ушедших в мир теней, и попробовал дать пинка той, которая туда еще не отбыла, но промахнулся. Подошел Берти - дюжий, черный, сияющий, ни на йоту не постаревший за годы нашего знакомства. Берти - старейший обитатель Устья. В те дни самолеты приземлялись прямо за его домом над рекой, и он развозил пассажиров в своем долбленом каноэ. За Берти шел Ларри Огрен. Вопреки моим предположениям он не отправился охотиться на вари. Ларри находился в лагере с июня, руководя мечением в этом сезоне, и обзавелся длинной бородой, которая оказалась еще рыжее, чем я ожидал.

Этот свой прилет в лагерь я, как уже говорил, запомнил лучше других потому, что привезший меня летчик был костариканцем с такой же фамилией, как у меня, - Карр, и еще потому, что, исчезнув за деревьями, он повернул свой маленький самолет назад к Пуэрто-Лимону, но упал в море и утонул, и мне уже больше никогда не довелось с ним летать.

Вплоть до этого года распутать историю Тортугеро совсем нетрудно - достаточно вспомнить в хронологическом порядке тех мужественных энтузиастов, которые сезон за сезоном, отрезанные от всего мира, жили на пляже, чтобы работа с черепахами не прекращалась. Первая субсидия Национального научного фонда была выделена для этих исследований в 1955 году. Именно тогда мы разбили на берегу лагерь и с тех пор регулярно возвращаемся туда. Каждый новый сезон я курсирую между Устьем и другими местами, где можно что-то узнать о морских черепахах. Но кто-то должен безвыездно оставаться в лагере весь сезон, чтобы каждую ночь метить и измерять черепах на пляже. В первый год пожертвовал собой мой друг Леонард Джованьоли. Весь персонал лагеря исчерпывался им одним. Его манила жизнь Робинзона Крузо, и он стал первым отшельником Тортугеро. У Джованьоли было множество хлопот из-за опоссумов, которые поедали его бананы, а две карибские девушки, жившие по соседству, завели привычку выходить на берег, когда он купался, что тоже не способствовало спокойствию его духа. И все-таки Джованьоли без чьей-либо помощи переметил за одну ночь пятьдесят черепах - этот рекорд не удалось повторить никому. Правда, в прошлый сезон наш местный помощник, по имени Мичак, переметил за ночь восемьдесят черепах, но с ним был мальчишка, а кроме того, Мичак - индеец-москито, тогда как Джованьоли - всего лишь гринго. Джованьоли сменила вереница студентов - в подавляющем большинстве из Флоридского университета,- которые населяли лагерь в непрерывно изменяющихся комбинациях, но по крайней мере один из прошлогодних студентов обязательно приезжал в лагерь на второй сезон, чтобы обучить новичков.

С самого начала работа в Тортугеро пользовалась благосклонным вниманием Теодоро Кироса из Сан-Хосе, чья лесопильня возле деревушки в течение многих лет была для нас единственным источником пополнения запасов и чей маленький капризный радиопередатчик служил нашей единственной связью с внешним миром. Именно Теодоро, или дон Йойо, как его называют в Коста-Рике, был нашим ходатаем в Министерстве сельского хозяйства, и отчасти благодаря ему мы получили в полное наше распоряжение две мили пляжа, прилегающие к лагерю, - коммерческая ловля черепах была там запрещена. К тому времени, когда прилетел "Альбатрос", лагерь из давно заброшенной индейской лачужки на пляже переместился в прохладный, сказочный дом на высоких ножках, крытый пальмовыми листьями. В нем можно было поваляться на койке, глядя на море прямо перед домом или на реку позади него. И воду для питья и умывания мы брали теперь из колодца, снабженного насосом, который никогда не поднимал со дна дохлых многоножек. Да, к тому времени, когда нас стали навещать самолеты-амфибии, мы жили уже весьма комфортабельно - по сравнению с прошлыми сезонами.

Великая перемена наступила после возникновения Корпорации сохранения карибской природы - тогда в Тортугеро был основан питомник, чтобы обеспечивать живым материалом программу восстановления поголовья морских черепах. Это - некоммерческая организация, ставящая своей целью сохранение биологических ресурсов Карибского моря. Первым ее мероприятием была операция "Зеленая черепаха", в которой предполагалось использовать данные, собранные в Тортугеро и за многие годы исследования карибского побережья и островов, для восстановления былых многочисленных популяций зеленой черепахи.

Зеленая черепаха сыграла важную роль в колонизации обеих Америк. Она была травоядной, водилась там в изобилии и оставалась съедобной, даже когда попадала в руки неумелых поваров, не подозревавших, какие из нее можно готовить деликатесы. Зеленые черепахи встречались повсюду на тропических побережьях; большие их стада паслись в зарослях "черепашьей травы" (талассии) - теперь эти пастбища опустели. Черепахи откладывали яйца во многих местах, которые в наше время либо совсем ими не посещаются, либо посещаются весьма малым их числом, в среднем по одной самке на милю в год. В старину английский военный флот, уходя в долгие крейсирования в водах Нового Света, рассчитывал на зеленых черепах. Испанские корабли запасались черепахами перед отплытием домой, в Кадис. Зеленая черепаха была величиной с хорошую телку, поймать ее было легко, а хранить и того проще - живой, на спине,- так что лишнего места она не занимала. Это был идеальный пищевой продукт, и он отправлялся как в котлы пахарей соленых вод, так и в суповые миски адмиралов. Черепаха кормила множество людей и для некоторых из них стала почти ритуальным символом общественного статуса. В Англии зеленую черепаху прозвали "олдерменской черепахой", потому что торжественный обед, который давал какой-нибудь лондонский олдермен, считался неприлично скудным, если в меню отсутствовал прозрачно-зеленый черепаховый суп.

Старинная гравюра, изображающая ловлю черепах на побережье Кубы. (Когда-то зеленые черепахи откладывали яйца на карибских пляжах этого острова, но тамошняя популяция была почти полностью уничтожена - возможно, из-за такого хищнического истребления черепах, на которое указывает данная гравюра.)

Единственный недостаток зеленой черепахи как пищевого ресурса заключался в том, что самки для откладывания яиц должны были выходить на сушу. В период размножения, когда проблема выживания становится особенно сложной, все морские черепахи покидают привычную безопасность моря, где они почти полностью гарантированы от нападений хищников, и неуклюже выползают на берег, подвергая себя и свое потомство всем опасностям, которые таит суша. На земле, несмотря на свой вес и силу, зеленая черепаха в сущности беззащитна. Она движется медленно, очень близорука и полностью подчинена стремлению к одной-единственной цели. Если черепаха начала рыть гнездо, она будет упрямо продолжать эту длящуюся добрый час церемонию, хотя бы стая собак рылась в ее гнезде прямо под ней или развеселившийся пьяница барабанил по ее спине. Она словно проникнута сознанием, что обязана оставить этот последний дар своему роду, какова бы ни была ее собственная судьба.

До тех пор пока опасности, которыми было чревато пребывание на суше, оставались естественными, пока старым черепахам угрожали индейцы, ягуары и пумы, а яйцам и новорожденным черепашкам - чайки, коршуны, коати и прочие им подобные хищники, популяция сохранялась на постоянном уровне. Но вот в Карибском море появились европейцы, которым нужно было снабжать провиантом корабли и кормить рабов. Век за веком черепашьи пляжи подвергались опустошительным набегам. Яйца сушили, нанизав на бечевки, и тогда они напоминали ожерелья из мятых бусин; взрослых черепах переворачивали на спину и либо тут же зажаривали целиком, либо утаскивали на палубы шхун. Сейчас уже невозможно определить все места, которые в первобытные времена были облюбованы зелеными черепахами для откладки яиц, но во всяком случае, на западном побережье больших гнездовых пляжей было несколько, а может быть, и очень много. Теперь из них сохранилось только Черепашье устье.

Именно по этой причине я и выбрал Тортугеро в качестве центра для проведения исследовательской работы и операции массового мечения, а Корпорация сохранения карибской природы позже устроила там питомник, следуя собственной программе восстановления поголовья зеленых черепах. Дело в том, что Устье - единственное подходящее для этого место. Дальше по побережью черепахи выходят для откладки яиц поодиночке или очень небольшими группами. За последнее десятилетие появились даже сообщения о нескольких случаях, когда зеленые черепахи откладывали яйца на флоридском побережье. Но повсюду, кроме Тортугеро, гнезда разбросаны так далеко друг от друга и носят настолько случайный характер, что метить этих черепах просто не имеет смысла, а для программы восстановления там не удалось бы собрать необходимого количества яиц и новорожденных черепашек.

Кроме Тортугеро, в Карибском море сохранился еще только один настоящий черепаший пляж - остров Авес, небольшая мель среди Подветренных островов, в ста милях от Монсеррата. Эта довольно-таки условная суша, по-видимому, служит для восточной части Карибского моря тем же, чем Тортугеро - для западной: во всем Вестиндском архипелаге только там откладка яиц проходит в массовом масштабе. Но Авес - опора весьма ненадежная. Не говоря уж о том, что он невелик, слишком удален от населенных мест и окружен бурным морем, его размеры с тех пор, как он был измерен в прошлом веке, заметно сократились. По-видимому, недалек тот день, когда остров будет совсем поглощен морем. Как-то в июле мы отправились туда на катере, снабженном всевозможными навигационными приборами, и после довольно тяжелого ночного перехода от Монсеррата чуть было вообще не прошли мимо. Мы отыскали Авес только в последний момент, когда капитан с марса разглядел далеко на траверсе птиц, кружащих над бурунами. Каким образом черепахи каждый июль умудряются разыскивать Авес - неизвестно. Об этой загадке я расскажу подробнее в последних главах книги.

Каждый год с полдесятка парусных судов отправляется с острова Доминика на поиски Авеса в надежде вернуться с полным грузом черепах. Но редко кому из них удается его найти. И совершенно ясно, что только благодаря удаленности и недоступности этого островка в восточной части Карибского моря вообще сохранилось место массового размножения зеленых черепах.

Таким образом, Тортугеро - последний оплот Chelonia для доброй половины Карибского моря, причем сохранился он также из-за малой его доступности. От внутренней части страны пляж отрезан болотом и глухими дебрями влажного тропического леса. Якорной стоянки около берега нет, а в устье реки суда должны преодолевать опасную мель. И тем не менее, когда я впервые побывал там, ловцы черепах развивали лихорадочную деятельность на всем пляже. В те годы отложить яйца и вернуться в море удавалось практически лишь тем черепахам, которые выбирались на берег в разгар шторма, загонявшего веладоров в их крытые листьями кокосовой пальмы хижины.

Сейчас положение заметно улучшилось. После возникновения Корпорации сохранения карибской природы территория тортугерского заповедника была расширена с двух миль до пяти. Теперь переворачивание самок в сезон размножения и сбор яиц запрещены законом на всем костариканском побережье. Благодаря этой защите, а также мерам, принятым для возвращения черепах на прежние гнездовые пляжи Карибского моря, будущее зеленой черепахи в настоящее время выглядит менее печальным, чем десять лет назад.

Операция "Зеленая черепаха" имеет целью восстановить гнездовые пляжи там, где, по некоторым данным, зеленые черепахи прежде откладывали яйца. Для этого партии новорожденных черепашек выпускаются там в надежде, что, вырастая, они сохранят воспоминания о запахе, вкусе или ощущении того места, где впервые вошли в море, и в период размножения почувствуют то же инстинктивное стремление вернуться туда, которое гонит лосося к родному нерестилищу. Конечно, черепахи могут просто вернуться в Тортугеро. К тому же шансы выжить у черепашек столь малы, что жалкие тысячи, которые мы выпускаем в море, могут просто пасть жертвой бесчисленных естественных опасностей. Эта программа ведется пятый сезон, и в двадцати двух различных местах уже выпущено более ста тысяч черепашек. До сих пор мы еще не получили ни одного весомого доказательства того, что основная цель программы в какой-то степени достигнута, то есть что черепахи возвращаются откладывать яйца туда, где они впервые вошли в море. Но, возможно, зеленой черепахе для достижения половой зрелости требуется шесть лет, и, прежде чем выяснится, возникают новые популяции или нет, должно пройти еще какое-то время.

А пока программа уже принесла важные побочные результаты. Кое-где черепашки, по-видимому, остаются на новых местах и образуют постоянную популяцию вместо того, чтобы, как ожидалось, отправиться на весь период развития в длительное путешествие. Старейшие из этих искусственно созданных популяций были смыты ураганами, но остальные как будто укореняются довольно прочно. Другой приятный момент (возможно, всего лишь следствие той защиты, которую наше присутствие обеспечивает тортугерскому пляжу) - это увеличение количества меток, присылаемых издалека. Впервые тортугерская популяция оказалась под некоторой защитой в 1955 году и с тех пор прошло достаточно времени, чтобы количество уцелевших и достигших половой зрелости черепашек возросло. По всей вероятности, именно этим объясняется учащающееся появление тортугерских черепах в более отдаленных местах. И, несомненно, именно это вызвало увеличение количества кладок на самом тортугерском пляже. Я убежден, что Устье теперь посещает больше черепах, чем в начальные годы нашей работы.

А что людей является туда больше, это бесспорно. Первый большой наплыв был связан с тем, что наиболее закаленные члены "Братства зеленой черепахи" и Корпорации сохранения карибской природы решили провести конференцию в Тортугеро. Маленький самолет "Экспресо аэро Ванольи" в несколько приемов доставил в лагерь двенадцать человек с полным комплектом пива, льда и надувных матрасов.

Среди прибывших были основатель Корпорации Бен Фиппс с женой, организатор "Братства" Джош Пауэрс и его сын Томас, а от Американского музея естественной истории приехали Джим Оливер и Чак Богарт. Именнно Джим, теперь директор музея, позже вел переговоры с д-ром Галлером и с НИУВМС, в результате которых в Устье прилетел "Альбатрос". Флоридский университет представляли Хью Попеноу и Рей Крист. Гус Паскарелья занимался фотографированием, а Билли Крус, нынешний представитель Коста-Рики в Корпорации сохранения карибской природы, приехал из Сан-Хосе, чтобы, как выражаются испанцы, "узнать место". Если вспомнить, что это он рассказал мне о Тортугеро двенадцать лет назад, такое желание выглядело по меньшей мере странно.

Но уж теперь Билл знает Тортугеро как свои пять пальцев.

Я хорошо помнил Тортугеро первых лет, и эта шумная толпа произвела на меня впечатление чего-то несуразного. В моем представлении Устье неизменно ассоциировалось с безлюдьем, с неторопливым ожиданием конца ливня, или появления черепах, или прибытия самолета Ванольи. Я отошел от лагеря, остановился, слушая, как смеются наши гости, и вспомнил другие вечера, когда тут не было слышно ничего, кроме ветра.

Впрочем, и раньше в Устье не всегда царила тишина. По субботам индейцы-москито веселились очень шумно. Не соблюдали особой тишины и солдаты, которые однажды явились откуда-то к нам на побережье проверить, верны ли слухи о вражеском вторжении: сначала они потеряли друг друга, а потом подняли оглушительный грохот, перестреливаясь через реку. Как-то ночью на лесопильню забрался тапир и до утра расшвыривал штабеля досок. Утром, когда запустили движок, тапир в панике заметался по поселку, а за ним гнался мальчишка, пуляя в него из мелкокалиберной винтовки - единственного огнестрельного оружия на весь поселок. В конце концов тапир ринулся к реке и перебежал ее по дну. Да, и в этом тихом глухом местечке случались всякие неожиданности.

Однако самая торжественная минута за все мое пребывание в Тортугеро наступила, когда члены "Братства зеленой черепахи" церемониальным маршем прошествовали на пляж и каждый держал в руке личную черепашью метку, на которой ювелир в Сан-Хосе выгравировал почтенное имя ее владельца. И каждый прикрепил свою метку к ласту, который крепко держали Гарри Хэрт и Лео Мартинес, а затем мы отпустили черепах, чтобы они пронесли имена Фиппса, Пауэрса, Оливера и прочих по всему Карибскому морю и дальше. Гарри и Лео надзирали за исполнением обряда с неподражаемым достоинством. Церемония эта обрела волнующую кульминацию, когда полтора года спустя метка Джима Оливера была прислана нам из Никарагуа рыбаком, который поймал его черепаху у островов Москито, в двухстах милях от Тортугеро.

Этот год был кануном самой большой из пережитых Устьем перемен. На следующий год первый двухмоторный "Грумман" с ревом пронесся над Тортугеро. Он сбросил дымовую шашку, проверяя направление ветра над рекой. Сделав круг над морем, он снова скользнул в узкую аллею между лесистыми берегами, взметнул речную воду вверх на добрые полмили и угомонился возле нашей пристани. Все селение высыпало поглазеть на бешеные маневры "Альбатроса", Когда он замер, к нему заскользили долбленки и доставили команду на берег. Мы перезнакомились, и летчики осмотрели лагерь и его окрестности. Затем мы показали им инкубатор в сотне ярдов дальше по пляжу и навес с садками, в которых держали черепашек. Некоторое время мы обсуждали расписание рейсов по доставке черепашек, а потом всей компанией отправились к Сибелье.

Все годы, проведенные нами в черепашьем лагере, нас кормила Сибелья Мартинес. По происхождению она колумбийская креолка, но сорок лет назад отец привез ее в Тортугеро. От лагеря до ее дома добрые полмили по пляжу, но. тем не менее мы покрываем это расстояние с похвальной регулярностью. На этот раз кое-кто из нас поехал в лодках, а другие пошли пешком. Среди последних был и я. Когда мы приблизились к лабиринту крытых листьями строений, в который за тридцать лет превратился дом Сибельи, мы увидели, что остальные - Джо Коннер, моя жена Марджи, Кип Росс (фотограф из Вашингтона) и половина экипажа "Альбатроса" - как раз вылезают на пристань. Когда мы с ними уже сошлись у заднего крыльца Сибельи, между нами, аккуратно лавируя, прошла белая лошадь, почти скрытая двумя огромными мешками с кокосовыми орехами. За лошадью следовал низенький бородатый никарагуанец, похожий на гнома,- он помогал брату Сибельи, Сэму Мартинесу, сушить копру. Лениво затявкали две собаки. Черная свинья, нежившаяся поперек тропы на солнцепеке, сердито хрюкнула при мысли, что ей следовало бы встать и уступить нам дорогу, но сделать этого и не подумала. По стволу пальмы взбежала ящерица-василиск, остановилась в солнечном блике и застыла, отливая зеленью, гребенчатая, словно крохотный динозавр из мультфильма или прямо из мезозоя.

Василиск на пальмовом стволе, такой зеленый и фантастический, заставил меня обвести взглядом компанию, собравшуюся трапезовать за столом Сибельи. Летчики в щегольской форме придавали нашему обществу весьма внушительный вид. И вы, наверно, задумались бы над тем, как Сибелья справится с таким нашествием, о котором ее только утром довольно сбивчиво предупредили соседские ребятишки, использованные нами в качестве гонцов. Однако год назад та же Сибелья, глазом не моргнув, накормила шестнадцать членов "Братства зеленой черепахи". И хотя она может рассчитывать только на не слишком обильные запасы лавочки при лесопильне, дополняемые время от времени дичью, которой удачливые охотники делятся со всеми друзьями и знакомыми, или же на продукты, доставляемые из Колумбия-Бар - прогулка в шестнадцать миль! - она как будто ничуть не смущается, не зная заранее, сколько человек ей придется накормить.

Мы вошли и после обычной краткой сумятицы расселись на скамьях вдоль длинного покрытого клеенкой стола. Тут вошла Сибелья, и все снова встали.

- Сибелья, - сказал я, - это воздушный флот США. Будьте знакомы.

- Да, мистер Карр, - сказала она, а затем обратилась к летчикам, почему-то по-испански, - mucho gusto^*, - и все мы снова сели.

^* (Очень приятно (маг).)

Опытным взглядом я оценил яства, выставленные Сибельей на этот раз. Бобы, рис, неподслащенный лимонад и хлеб - неизменная часть любого обеда, твердая опора даже в самые тяжкие времена, когда движок на лесопильне выходит из строя и лавочка закрывается, и основа самых изысканных банкетов Сибельи. Хлеб не похож ни на кубинское хрустящее чудо, ни на отвратительный хлеб, выпекаемый в Соединенных Штатах. У Сибельи всегда подается сытный хлеб - весомый, душистый и питательный. Когда-то многие хозяйки пекли такой хлеб, и я не могу понять, куда он девался и что случилось с моими соотечественниками, если они покорно едят гнусную вату, которую им предлагают в наши дни под видом хлеба. Но как бы то ни было, даже если вы не съедите за столом Сибельи ничего, кроме хлеба, вы встанете из-за него сытым.

Но на сей раз там было много всякой всячины и кроме хлеба. Например, черепаха, приготовленная двумя способами. Тушеные ласты, которые я предпочитаю всем прочим деликатесам из черепахи (в чем со мной, несомненно, согласится любой человек, если только его не отпугнет обволакивающая их студенистая масса), и черепаховое фрикасе с пряностями. Это довольно постоянные сезонные блюда. Более праздничной была кастрюля с великолепно приготовленным тушеным тепискуинтлом. Тепискуинтл - это грызун, родственный морской свинке, только покрупнее и вкуснее. Другая кастрюля, как выяснилось, содержала тушеные останки огромного петуха, которого я знавал при жизни. И наконец, необычно, но вкусно приготовленный тарпон - самый обыкновенный тарпон с отмели. И если вы считаете эту рыбу малосъедобной, значит, вам никогда не случалось обедать у Сибельи.

Обед получился парадный. Как я уже говорил, нередко нам день за днем приходилось питаться только бобами, рисом и хлебом. И все-таки остается лишь дивиться чудесам, которые ухитряется творить Си- белья на закопченной плите, давно уже грозящей развалиться, и при полном отсутствии рынков и магазинов.

Наевшись до отвала, мы вернулись в лагерь. Командир самолета и два члена его экипажа принадлежали к той породе людей, которым становится не по себе, если они не могут заняться чем-либо полезным. Они принялись чинить и налаживать насос, генератор и прочее, что требовало починки и наладки. И вскоре все в лагере, чему полагалось работать, впервые в этом сезоне заработало. А потом стемнело, и мы пошли смотреть, как черепахи откладывают яйца.

В мире существует пять родов морских черепах. Это логгерхеды (Careita), ридлеи (Lepidochelys), биссы (Eretmochelys), зеленые черепахи (Chelonia) и кожистые черепахи (Dermochelys). Из них лишь три последние откладывают яйца в Тортугеро, причем в значительных количествах там собираются только зеленые черепахи. Почти в любую ночь с июля до конца сентября на пляже Черепашьего устья можно наткнуться на зеленую черепаху.

Каждому следовало бы посмотреть, как черепаха откладывает яйца. Это весьма внушительное зрелище - паломничество морского животного на сушу, которую его предки покинули сто миллионов лет назад. Ритуал кладки начинается (во всяком случае, для наблюдателя), когда черепаха попадет в прибой. Этот начальный этап для наблюдений очень затруднителен. Волны выносят черепаху на край пляжа, и она некоторое время остается там, то поднимаясь на гребне, то снова мягко шлепаясь на песок. Она мигает, всматриваясь в сумрак, опускает нос и утыкает его в заливаемый волнами песок, потом смотрит вверх, оглядываясь по сторонам, и снова мигает: несомненно, принимает какое-то решение. Чем она при этом руководствуется, не известно никому, и, как я уже говорил, наблюдать выход черепахи из воды очень трудно. Попав на берег, черепаха вначале ведет себя очень пугливо - достаточно вспышки спички где-нибудь далеко в стороне, чтобы она снова кинулась в море.

Однако мне несколько раз доводилось видеть, как черепахи выходили из воды, и наблюдать если не всю процедуру, то хотя бы значительную ее часть. Черепаху удается разглядеть, либо когда ярко светит луна, либо в редко выпадающие абсолютно темные ночи, когда море фосфоресцирует и прибой накатывается на пляж, как пожар. Если в такую ночь черепаха, на ваше счастье, вылезет на берег возле того места, где вы притаились, то вы увидите, как она остановится в голубом пламени уползающей пены, повернет голову туда и сюда быстрым отрывистым движением, которого ждешь от ящерицы или змеи, но никак не от черепахи, затем опустит ее и уткнет нос в жесткий мокрый песок, словно вынюхивая следы, оставленные бесчисленными поколениями предков. В эти минуты любое самое незначительное нарушение тишины прогоняет ее назад в море. Иногда она снова пробует вылезти ярдах в пятидесяти дальше по пляжу, а иногда возвращается только на следующую ночь. Для того чтобы увидеть, как черепаха выбирается на сушу, надо много ходить и долго ждать. Мне еще не попадалось ни хорошей фотографии, ни удачных кинокадров, запечатлевших этот момент. У нас в Тортугеро перебывало немало отличных фотографов, но ни одному из них не удалось поймать первый шаг рептилии, раз в три года выбирающейся на враждебную ей сушу.

Но стоит черепахе достичь сухого сыпучего песка и начать копать, как за ней - если ей действительно пришло время откладывать яйца - можно наблюдать совершенно спокойно. Она будет проделывать свои стереотипные операции, не обращая внимания на самый оглушительный шум и словно не замечая, что ей прямо в глаза светят лучи десятка карманных фонариков. Когда черепаха отыскивает подходящее место (обычно у границы растительности, у подножия дюны или у какого-нибудь бревна), она несколько раз испытующе проводит по песку длинными передними ластами. С этого момента она, по-видимому, вступает в колею чисто стереотипного поведения и постепенно перестает замечать, что происходит вокруг. Я помню, как один фотограф пытался сделать серию снимков откладки яиц. В те времена электронные импульсные лампы еще не были в таком ходу, как теперь. Климат плохо подействовал на его лампочки, и в течение получаса при каждом втором снимке они взрывались, точно маленькие гранаты, брызгая во все стороны стеклом, так что нам пришлось отступить подальше в темноту. Черепаха же все это время продолжала методично копать большую яму, в которой она лежит, пока откладывает яйца. Затем она осторожно вырыла кувшинообразное углубление и положила в него сто с лишним яиц. Потом закопала их, засыпала яму, забросала ее сверху песком, работая длинными передними ластами, и неторопливо отправилась к морю. И все это время она словно совершенно не замечала ни треска лопающихся лампочек, ни летящего стекла.

Срок развития яиц зеленой черепахи составляет примерно шестьдесят дней. В первый год операции "Зеленая черепаха" мы назначили дату присылки самолета с таким расчетом, чтобы самолет прибыл чуть позже начала появления новорожденных черепашек. Перед самым прилетом самолета черепашки стали выходить из гнезд сотнями. Вскоре в наших садках их набралось тысячи три, и каждую ночь это число стремительно увеличивалось. Пора было приступать к массовому вывозу. Прежде чем садки окончательно переполнились, мы отправились в Картахену (Колумбия) через Зону Панамского канала. Затем полетели в Никарагуа и Британский Гондурас. После этого предприняли полет по островам - Наветренным и Подветренным. И наконец, забрали груз черепах и оборудование законсервированного лагеря из Тортугеро прямо в Майами. Всего мы распределили 18 500 зеленых черепашек между шестнадцатью различными местами в Карибском море, на Багамских островах и на юго-восточном побережье Флориды.

После первого оглушительного приводнения "Альбатроса" в Тортугеро прошло еще четыре успешных года операции "Зеленая черепаха". Согласно нашим первоначальным расчетам, первые черепахи, расселенные пять лет назад, уже должны были теперь достигнуть зрелости и отправиться куда-нибудь откладывать яйца. Но, возможно, мы ошиблись в наших предположениях, ибо сведения о развитии черепах крайне скудны. Теперь можно почти не сомневаться, что зеленая черепаха растет медленнее, чем мы полагали. Вполне возможно также, что у новорожденных черепашек очень мало шансов выжить и, следовательно, расселение нескольких сотен их для освоения новых мест, согласно теории вероятностей, с самого начала было обречено на неудачу. Не исключено, что неверна самая предпосылка, будто взрослые зеленые черепахи, в свое время переселенные сразу же после рождения, вернутся туда, куда вы их отвезли. Может, инстинкт погонит их к берегу, облюбованному предками, а может, они странствуют по воле течений и выбирают для откладки яиц любой подходящий пляж.

Впрочем, может быть, они все-таки остались там - те, кто выжил из первых тысяч, - и уже готовы выйти на сушу в местах, где мы их выпустили, готовы вернуться в количествах, достаточных, чтобы самцы и самки могли отыскать друг друга и положить начало новым популяциям зеленой черепахи. Никто не знает, чего следует ожидать... вот и все.