Первая гюрза

Погода улучшилась, и Костя с Курбан-Ниязом ушли в дальние ущелья. Нам с дядькой было велено еще раз обыскать окрестности кишлака. Долго лазили мы по крутым заросшим и голым склонам, переворачивали камни, заглядывали в щели. До рези в глазах всматривались в темноту нор и густые сплетения ветвей, надеясь увидеть там изгибы змеиного тела, но... Вместо змей мы отыскали несколько выползков - сброшенных змеями шкурок. Шкуру змеи меняют не-сколько раз в году.

Перед линькой змея должна увлажнить кожу. Она купается в ближайшем водоеме, а потом трется головой о камни, стараясь сорвать кожу с кончика морды, а затем протискивается в щель между камнями и, словно из чулка, выползает из шкуры.

Выползки мы забрали с собой, хотя шкурки вместо живых змей - утешение слабое. От постоянных неудач настроение было гадкое.

После полудня ущелье привело нас к старому кутану - загону для овец. Опять у нас появилась слабая искорка надежды. Костя говорил, что возле старых кутанов гюрзы встречаются довольно часто. Старательно обшарили мы каждый закоулочек, каждую щелку каменной стены. Снова нашли несколько выползков, но змей и здесь не было.

Настроение окончательно испортилось. Я отошел в сторону и улегся на сухой траве в тени толстого развесистого тала, уже одетого нежной зеленой листвой. Дядька устроился рядом. Долго лежали мы молча, потом я сказал:

- Чует мое сердце, что поедем домой не солоно хлебавши.

- Может, и найдем что-нибудь,- отозвался дядька.

- Черта лысого мы найдем! Уже вторую неделю лазим, и все без толку!

- Перестань! И без твоего нытья тошно.

Я замолчал и закрыл глаза. Дядька поворчал еще немного, повозился, укладываясь поудобнее, и затих. Через минуту он уже похрапывал, а мне не спалось. Усталость все же взяла свое, и я тоже уснул.

Разбудили меня жгучие лучи солнца. Тень уползла в сторону, и мы оказались на солнцепеке. Можно было перебраться на другое место, но жара разморила и подниматься было лень.

Я лежал лицом к солнцу и глядел на кутая. Щели в стенке светились, как окна многоэтажного дома. От земли поднимался горячий воздух, и просветы между камнями рябили и сливались в волнистые светящиеся полосы.

Один из просветов вдруг потемнел, будто Кто-то потушил свет в окне. Я не придал этому значения. Но вот и соседний просвет сначала сузился, а потом тоже пропал. Начал закрываться и третий просвет, когда я сообразил, наконец, что между камнями ползет змея. Переползая по щелям, она заслоняла просветы, и они "гасли".

Еще боясь поверить удаче, я тихо поднялся, на цыпочках далеко стороной обошел подозрительное место и осторожно заглянул в кутан.

Да, это была гюрза.

Она еще не выползла наружу целиком. Из щели свисала только передняя часть. Такую змею я видел впервые. Большая широкая голова была очень похожа на заржавевший наконечник древнего копья, а толстое серо-голубое с ржавчиной туловище напоминало обрывок истрепанного пожарного рукава.

У меня задрожали коленки. Нет, я не испугался. Просто что-то холодное возникло в глубине живота и медленно растеклось вверх к сердцу и вниз к ногам.

Гюрза меня не замечала и продолжала медленно выползать из щели. Она двигалась, чуть приподняв голову и часто выбрасывая изо рта черный раздвоенный язык. Тело змеи изгибалось почти незаметно, и казалось, что она не ползет, а переливается по сухой траве. Змея вылезла на солнце, свернулась большой безобразной лепешкой, зевнула, широко раскрыв пасть, и замерла, Я глядел на нее, как завороженный.

Сколько времени оставался я в состоянии оцепенения, не помню. Потом, словно очнувшись, вспомнил, что нужно ведь ловить эту змею! Пинцет здесь, а где же крючок? Крючка не было, он остался там, где я отдыхал. Снова, осторожно ступая на цыпочках, я далеко обошел угол, где лежала гюрза, Вот он крючок! Да, а как же быть с дядькой? Решил его разбудить.

- Дядька, вставай! Гюрза!

- Прекрати глупые шутки,- заворчал тот.- Так я тебе и поверил!

- Честное слово, гюрзу нашел!

Дядька вскочил, словно его стукнуло током,

- Где?

- Тихо, ты! Вон там в кутане! Иди за мной! Да крючок не забудь!

Дядька подхватил с земли крючок и осторожно двинулся следом.

Гюрза лежала на том же месте.

- Видишь,- указал я крючком,- лежит!

Спросонья дядька никак не мог разглядеть гюрзу, распластавшуюся на солнце. Он старательно вглядывался, отчаянно сопел, но ничего не видел. Я испугался, что он спугнет змею, и хотел было прыгнуть через стенку, чтобы подбежать и прижать ее, но дядька рукой, словно клещами, вцепился в мое плечо и зашипел:

- Подожди! Дай разглядеть, иначе не пущу!

Куда он смотрел, не знаю. Гюрза лежала перед ним, как на ладони.

- Дядька, пусти! - шепотом взмолился я.- Пусти! Уйдет ведь.

Прошло несколько минут, а дядька все не видел змеи. Потом она шевельнулась, и дядька узрел ее.

- Подожди, я сам! - прошептал он и, опираясь на мое плечо, тяжело взобрался на стенку кутана. Дядькина тень скользнула по земле и упала на змею, та метнулась к камням. Но тут уже и я очутился рядом со змеей и прижал ее крючком возле самой щели. Змея зашипела и рванулась. Я бы скорее раздавил ее, чем выпустил. Подскочил дядька и тоже прижал змею своим крючком.

Ловить голову змеи пинцетом в тесном углу кутана было невозможно. Дядька крючком отбросил ее в сторону. Змея тяжело шлепнулась на землю и тут же пустилась наутек. Толкая друг друга, мы кинулись к ней и снова прижали к земле, но уже в центре кутана. В спешке дядька поскользнулся, упал на колено и оперся рукой о землю на таком расстоянии от змеи, что та вполне могла вцепиться ему в руку. Однако этого не случилось. Наша первая гюрза была очень миролюбиво настроена или слишком напугана. После долгой возни мы все же посадили ее в мешок.

Когда мешок был завязан, мы с дядькой, мокрые от пота, дышали, как загнанные лошади, а пальцы наши никак не могли взять папиросу. Молчали. Гюрза тяжело ворочалась в мешке.

В кишлак мы не шли, а летели. Раздражение и усталость как рукой сняло.

Мне казалось, что эта гюрза - самая крупная из всех, когда-либо встреченных людьми, но когда Костя ее измерил, оказалось, что ее длина всего около 120 сантиметров.

Мы посадили гюрзу в ящик, затянутый сверху мелкой сеткой, и долго рассматривали нашу первую пленницу. Так вот она какая знаменитая гробовая змея!

Толстая, с виду неуклюжая змея, свернувшись в тугой клубок, лежала в углу и временами протяжно шипела. Я наклонился к сетке. Вдруг змея стремительно бросила вверх голову с широко раскрытой пастью, из которой, словно копья, торчали два длинных кривых зуба. Я отпрянул, но зубы змеи уже ударили в сетку, яд брызнул вверх, и капли его попали мне на рубашку.

- А ну, отойди от ящика! - закричал Костя.- Если яд попадет на поврежденную кожу, это равносильно укусу, а если попадет в глаз,- ослепнешь. Гюрзу не случайно назвали пробовой змеей. Ее укус долгое время был абсолютно смертельным. И даже теперь, когда есть противозмеиная сыворотка, из десяти укушенных гюрзой двое погибают.