Глава III. На земле, в небесах и на море

Этот лес поначалу кажется мрачным и нереальным. Опираясь на изогнутые корни-подпорки, взметываются вверх гигантские деревья и образуют в небе крышу из листьев. Прорывается сквозь нее свет, и все окружающее становится призрачным, зеленым.

Каждый день здесь повторяется одно и то же. Нет солнца - благодать, прохлада. Но добираются лучи до листьев. Открывают глаза птицы, стряхивают с себя сон обезьяны. И кричат уже обезьяны, крепнет птичий хор. А солнце торопится: поднимается и поднимается над горизонтом. Все жарче и жарче, все меньше певцов в хоре. И вот духота совсем тягостная, В лесу воцаряется тишина, а небо заслоняют темные огромные облака. И обрушивается на землю ливень, рокочет гром. Кончилась гроза. Снова веет свежестью. Однако это лишь маленькая передышка. Очень быстро опять наступает тягостная жара. Держится она до самого вечера. Наконец солнце исчезает, и обитатели африканского экваториального леса приходят в себя. Стрекочут сверчки, поют цикады, извещают о своем существовании лягушки и жабы.

Пока природа изо дня в день с утра до вечера разыгрывает ей самой, наверное, поднадоевший спектакль, нектофринэ афра сидит на темно-зеленом жестком листе с носиком. Сидит, поджав под себя лапки, безучастная ко всему. Не заметить нектофринэ - проще простого, она - крошка: рост даже очень и очень солидных ее соплеменников не бывает больше двух с половиной сантиметров.

Но прославилась нектофринэ не этим. Нектофринэ - жаба, а живет на деревьях. И едва наступает ночь, покидает она свой лист, начинает перебираться с ветки на ветку.

Соседи нектофринэ - веслоногие лягушки - занимаются тем же. Сверху зеленые, снизу и ярко-желтые, и кораллово-красные, ходят и прыгают они по деревьям.

Сотни видов амфибий избрали местом своего жительства деревья. Одни обязательно спускаются на землю, другие этого никогда не делают. И к ним название "амфибии" подходит постольку-поскольку: они не меняют среду обитания. Однако, как бы там ни было, сновать среди веток и листьев - это не прыгать по тропинке среди травы. А древесные амфибии чувствуют себя на высоте не хуже, чем их собратья на земле.

У южноамериканских безлегочных саламандр из рода болитоглёсса пальцы на лапках соединены перепонкой, на самих лапках, точнее, на их подошвах, много желез, которые выделяют слизь, а поверхность верхнего слоя кожи на редкость гладкая. Дотронется саламандра до листа лапкой - лапка прилипнет к нему.

Пальцы нектофринэ и пальцы древесных лягушек устроены не так, как у саламандр. Они заканчиваются круглыми подушечками. И эти диски, словно присоски у мыльницы, которая прикрепляется к стене. В них множество желез, выделяющих клейкий секрет. Но насколько прочно прикрепится жаба или лягушка к ветке, листу или стволу - зависит не от размера и не от числа клеток подушечек, а от площади, соприкасающейся с той или иной поверхностью. Вдобавок у некоторых амфибий липкую жидкость выделяют железы не только лапок, но и брюшка.

Брюшко и лапки у всех хороши, но у кого лапки лучше? Если выпустить амфибий на стену, кто продержится там дольше? Стены были разными: шероховатые - из сосновой доски, и гладкие - из стекла и пластика. А в соревнованиях участвовали квакши, веслоногие лягушки, древолазы... Двадцать один вид амфибий. Чемпионами стали зеленая квакша и еще два вида квакш. Две с лишним минуты расхаживали они по любым стенам. Но амфибии даже одного вида показывают неодинаковые результаты. Со стекла и пластика никто не срывается, а на сосновой доске более крупной амфибии, весовая категория которой выше, удержаться труднее.

У квакш филломедуз из Центральной и Южной Америки подушечки на пальцах не ахти какие. Тем не менее они не покидают крон деревьев.

Филломедуза, собравшись перебраться куда-нибудь, ведет себя, как хамелеон. Она, как и хамелеон, медлительна и осторожна. Филломедуза щупает и щупает лапкой воздух: надеется обнаружить ветку. Нащупав наконец ветку, она хватается за нее и подтягивает заднюю лапку, теперь тянется вперед вторая передняя лапка. Когда филломедуза возьмется за ветку, оторвать ее от ветки, не повредив ничего, не удастся. Лапки у филломедузы без перепонок, а первый палец противопоставлен, как и на руке человека, остальным. Такими лапками очень удобно крепко обхватывать тоненькие веточки.

У африканских лягушек из рода хиромантис лапки еще хитрее. У этих лягушек отходит в сторону не один, а два пальца, и получаются клешни.

Яванские веслоногие лягушки используют лапки и вовсе в немыслимых целях. Если нужно очутиться на ветке другого дерева, лягушка раздувается, становится плоской и распускает свои собственные парашюты: растопыривает все лапки. Перепонки между длинными пальцами широко раздвигаются - и летит лягушка вниз. Она невелика, а четыре ее парашюта - это больше восьмидесяти квадратных сантиметров. Планируя, яванская летающая лягушка оставляет позади себя двадцать метров.

От Явы до Новой Гвинеи не рукой подать, но не так уж и далеко. Чуть больше десяти лет назад в восточной части Новой Гвинеи, в Папуа, и на близлежащих островах были обнаружены лягушки микрохилиды, о существовании которых никто не подозревал. Всех их нашли по крикам. Доносились они не с деревьев и не с водоемов, а из-под земли. Вид у этих микрохилид был престранный. У первой пойманной лягушки кончик носа оказался белым, а сам нос - длинный, сильно выступавший вперед, производил впечатление чуть вздернутого. Кожа на носу лягушки была в шесть раз толще, чем на остальной части головы. "Копиула фистуланс" - так назвали лягушку, своим носом, вернее кончиком его, роет землю. Остальные найденные микрохилиды использовали носы с аналогичной целью и жили в норах.

Когда лягушка закапывается в почву головой, ее поджидают две неприятности: она может повредить глаза, а в нос ее может попасть земля. Поэтому у микрохилид Папуа глаза очень маленькие, а ноздри расположены за выступами.

Червяги, которые вообще не испытывают желания выползать на свет божий, пошли еще дальше.

Человек, никогда не видевший червяг и вдруг увидевший их, даже не подумает, что перед ним амфибия. Он будет уверен, что это змея или не совсем обычный дождевой червь: крупный, ярко раскрашенный. У червяг нет ног, туловище их перепоясывают кольца, а глаза скрыты под кожей или даже под костями. Как и у змей, левое легкое у них вытянулось и превратилось в длинный мешок, а правое стало коротким.

Червяги - единственные амфибии, которые не расстались с чешуями. Вещества, из которых состоят эти чешуи, роднят их с чешуями костистых рыб. В чешуях червяг откладывается кальций, есть кремний, цинк, и, скорее всего, они, как и чешуи рыб, участвуют в минеральном обмене. Чешуи оберегают тело червяг от повреждений, от высыхания.

Став подземными жителями, червяги лишились лап, ослепли, но научились изгибать тело по-змеиному, а голова их сделалась невероятно прочной. Ею и буравит почву червяга. Продвигается она вперед легко. Железы кожи выделяют слизь, чешуи облегчают ей выход, выдавливают ее, и эта смазка снижает сопротивление.

Червяги прокладывают свои туннели во влажной почве. Водятся они в теплых странах, в тропиках. В теплых странах, в вечнозеленых лесах обосновалось неимоверное количество видов амфибий, хотя леса эти на карте мира занимают немного места. Сосредоточены они в основном в Южной Америке - бассейн реки Амазонки, в Африке - бассейн реки Конго и побережье Гвинейского залива, в Азии - часть Индии, Индокитайского полуострова, полуостров Малакка, Большие и Малые Зондские острова, Филиппины и остров Новая Гвинея.

В дождевых тропических лесах температура весь год колеблется не больше чем на шесть градусов, а в самом холодном месяце она в среднем не бывает ниже плюс восемнадцати градусов. Воздух насыщен водяными парами, если же опустить термометр в землю, он покажет двадцать два, а то и двадцать девять градусов. Условия просто идеальные. Вот почему в Индии живет сто двадцать один вид амфибий, чуть меньше их - сто видов - на острове Калимантан. А там, где климат оставляет желать лучшего? На территории Советского Союза, шестой части суши, обитает всего-навсего тридцать три вида амфибий.

Ничем не защищенная от холода кожа, неспособность поддерживать постоянную температуру тела - такими данными, казалось бы, надо ограничить свое стремление расширить жизненное пространство. А амфибии проникли даже на Крайний Север, обосновались за самим Полярным кругом.

Вокруг Воркуты и в восточной части Ненецкого национального округа по берегам мелких озер, поросших осокой, в долинах рек и ручьев около стариц остромордые лягушки не редкость. На Полярном Урале обычны травяные лягушки, а в Мурманской области плавают головастики серых жаб.

Однако самые отважные среди всех амфибий мира - сибирские углозубы. Невзрачные, буроватые с мелкими пятнышками четырехпалые тритоны ухитряются жить возле якутского поселка Саскылах. Поселок этот находится на семьдесят втором градусе северной широты. Так далеко от тепла не осмеливаются уходить не только никакие амфибии, но и вообще никакие холоднокровные животные, имеющие позвоночник.

Сибирские углозубы - существа, загадочные во многих отношениях.

Геологи, работающие на Колыме и в других районах вечной мерзлоты, не раз находили там живых углозубов. Одного обнаружили в глинистых отложениях не менее пятитысячелетней давности. Очевидец описал это так: "Ящерка, твердая, как сосулька, оттаяла и ожила, жадно пила воду и прожила три недели". По возрасту окружающих пород устанавливали геологи возраст и остальных углозубов, и самому древнему, по их мнению, было десять тысяч лет.

Зоологи не очень верили геологам. Правда, одни высказывались осторожно, однако других сомнения не мучили. Они были уверены, что геологи находили современных углозубов, случайно попавших в слой ископаемого льда по трещинам. Трещины омывались водой с глиной, спаивались, и углозубы оказывались замурованными в них.

Профессор Андрей Григорьевич Банников считал маловероятным, чтобы углозубы просуществовали в вечной мерзлоте даже двадцать - тридцать лет.

Но вот в июле 1972 года в пойме реки Большой Кэмпэрлейм на одиннадцатиметровой глубине экскаватор разрушил линзу льда, в одном куске которого геологи заметили "включение". Кусок льда отложили в сторону, он растаял - и "включение" ожило. Геолог Д. Б. Коломейцев привез углозуба в Киев. Углозуб вел себя так, словно это не он был в куске льда. Не подозревая о случившемся с ним злоключении, тритон ел мух, тараканов, ловил рыбок гуппи. А вскоре самым современным методом, радиокарбоновым, определили его возраст. Углозубу было девяносто плюс - минус пятнадцать лет. Однако возраст его все же несколько занижен. С момента, когда углозуб оттаял, прошло почти полгода, и он набрал определенное количество радиоактивной углекислоты с пищей и воздухом.

Углозуб из поймы реки Большой Кэмпэрлейм не оказался современником мамонта, но пробыть сто пять, девяносто или даже семьдесят пять лет замороженным, а потом ходить, плавать, заниматься охотой - кому удавалось такое?

Соплеменники ледяного углозуба во время экспериментов ведут себя стоически: не умирают даже при шестиградусном морозе. При нуле тритоны переставляют лапы по земле, как ни в чем не бывало. Заполярные лягушки менее морозоустойчивы: для них не опасна температура минус один градус.

Амфибиям Крайнего Севера отказать в оригинальности трудно. Тамошние лягушки не считают нужным придерживаться определенного распорядка дня. Их можно встретить в любой час суток. Под стать им серые жабы. Когда тепло, они охотятся в светлые полярные ночи, а когда холодно - днем. Лишь сибирские углозубы остаются верными традиции: выходят на охоту всегда ночью.

Но где кому охотиться? Тут тоже существуют определенные традиции. Травяные и остромордые лягушки средней полосы России ловят добычу на суше. А в "меню" их родственников, обитающих за Полярным кругом, входят водные моллюски, водные клещи, личинки жуков-плавунцов, ручейников, стрекоз. В воде охотиться выгоднее. В воде температура выше.

На севере нельзя быть расточительным и жить сегодняшним днем. Эту истину амфибии усвоили не хуже птиц и зверей Субарктики. Предусмотрительные лягушки запасают впрок очень важный "продукт" - гликоген. Из него, когда надо, образуется глюкоза. Главный склад гликогена у лягушек - печень. Размеры ее поразительны: примерно в два раза превосходят обычные, а запасы гликогена в ней почти максимальны для животных. Вдобавок накапливается этот углевод необыкновенно быстро. За три недели печень лягушки увеличивается больше чем в полтора раза.

На Южном Ямале и Полярном Урале только в середине июня тает снег, только в середине июня освобождаются ото льда водоемы. А в конце августа уже заморозки, снова появляется снег. Всего шестьдесят пять дней в году отпущено амфибиям на личную жизнь и на решение других своих проблем. У лесных лягушек, обитающих на Аляске, и то времени больше: около трех месяцев. Резкие похолодания летом, длинную полярную зиму можно вынести, лишь имея солидный резерв питательных веществ. А чтобы не страдать от авитаминоза, лягушки извлекают аскорбинку из хвои ели и лиственницы, которую они едят.

Разыскивая лягушек за Полярным кругом, придется исходить вдоль и поперек многие районы. Но остромордые лягушки будут попадаться всегда на равнине. Эти амфибии на севере никогда не поселяются в горах, они не проникают даже в долины горных рек в низовьях. А вот травяные лягушки предпочитают, наоборот, горы.

Травяные лягушки, живущие не в Заполярье, а в Центральном Алтае, поднимаются на высоту три тысячи сорок восемь метров. Здесь по соседству с ними, правда, на километр ниже, обитают и остромордые лягушки. До трех тысяч метров над уровнем моря, до альпийского пояса, добирается малоазиатская лягушка. Она обосновывается на берегах водоемов в горных широколиственных и хвойных лесах. Но самые умелые альпинисты нашей страны - закавказские лягушки и зеленые жабы.

Закавказские лягушки, как нетрудно догадаться по их названию, освоили одни горы. А зеленые жабы проникли и в Гималаи, где живут на высоте четыре тысячи шестьсот семьдесят метров, и в Альпы, и на Памир, и на Тянь-Шань. На территории нашей страны среди зеленых жаб гор первенствуют жабы Тянь-Шаня. Они дошли до отметки три тысячи пятьсот метров.

В высокогорьях Внутреннего Тянь-Шаня погода не балует. Как и за Полярным кругом, среднегодовая температура воздуха отрицательная. Даже летом почти каждую ночь заморозки до минус десяти градусов и постоянно до позднего вечера дует сильный ветер.

Заболоченную пойму реки Нарын можно обследовать очень внимательно километр за километром, а жаб увидеть не удастся. Но встретится среди кочек колония узкочерепных полевок - тут и жабы.

Жабы - умелые землекопы, но, оказывается, одного умения мало. Устроить самим себе норы в пойме реки они не могут: осока закрепляется в грунте основательно, а если осока не растет, то глина очень вязкая. Поэтому, выбрав какой-нибудь выход из жилища полевки, жаба поселяется в нем. Полевки, обнаружив в своих подземных домах жаб, не хотят с ними знаться и не появляются больше в занятом помещении. А в убежище жабы - славно: свой микроклимат, температура никогда не колеблется так резко, как снаружи.

Зеленые жабы не в высокогорьях покидают норы в сумерки. Но на Тянь-Шане жабы выходят из нор всегда утром. Выбравшись из подземелья на свет, жаба первым делом направляется к кочке. Залезает на нее и, расположив спину перпендикулярно к солнечным лучам, начинает впитывать тепло. Одежда у жабы довольно темная. Ни оливкового фона, ни зеленых пятен на нем, которые обязательны для платьев равнинных жаб, у нее нет. Жаба прибегает к той же хитрости, что и альпийские галки с клушицами, правда, эти птицы стали совсем черными. Имея такие наряды, без всяких затрат энергии можно очень быстро согреться.

Всего за полчаса приходит жаба в норму, и вот уже прыгает она по тропинкам, проложенным полевками. Тропинки эти идут под кочками с той стороны, куда пронизывающему ветру путь закрыт. Углядев какую-нибудь нору, жаба заползает в нее и устраивается у входа. Здесь как раз и собирается добыча жабы. Поохотившись, жаба впрыгивает в мелкое озерко: пополнить запас воды. А к вечеру она опять сидит в нем. Теперь - чтобы отогреться.

Громадное глубокое озеро Титикака раскинулось в Андах на высоте три тысячи восемьсот двенадцать метров. Однако здесь живут жабы тельматобиус калеус. Забравшись в горы, они не стали искать чьи-либо жилища, но капризы погоды их интересуют мало. Все свое время жабы проводят в воде, холодной, десятиградусной. Жабы привыкли к такой воде и чувствуют себя в ней прекрасно. Никто никогда не замечал, чтобы они хоть на минуту выходили на берег озера подышать. Да и зачем им это надо?

У тельматобиус легкие - очень длинные мешки, а некоторые их участки особенно сильно пронизаны сосудами. Платье у жабы тоже особенное: с большими складками. Они увеличивают общую поверхность кожи. По-своему устроена у нее слизистая нёба и кожа на животе, в наружном слое которой капилляры образуют множество петель.

Если жабе не разрешать подниматься на поверхность, заставить плавать ее в воде, где кислорода немного, она возьмется подпрыгивать: будет перемешивать воду. А появится у нее возможность всплыть вверх, она подключит легкие.

У тельматобиус калеус самый низкий обмен веществ среди всех бесхвостых амфибий. У нее самые маленькие эритроциты, и в кубическом миллиметре крови их больше, чем у остальных амфибий. Благодаря этим и другим особенностям кровь жабы легко насыщается кислородом, много набирает его и доставляет по назначению.

Вода озера Титикака богата кислородом, и жабы, виртуозно добывающие его, спасли себя от опасности, которая поджидает в горах каждого. С высотой давление падает, поэтому любое живое существо начинает ощущать недостаток кислорода. Признаки кислородного голодания у обезьян наступают на высоте шесть с половиной километров, для кошек предел - семь с половиной километров, а для кроликов - более девяти километров.

Пока не известна ни одна амфибия, которая бы поднялась в горы выше пяти с половиной километров, однако лягушки выдерживают давление сто десять миллиметров ртутного столба. Такое давление бывает на десятикилометровой высоте. Максимальная высота, которую смог преодолеть человек без использования специальной аппаратуры,- восемь тысяч пятьсот сорок метров.

Для амфибий холод в горах - и зло, и благо. Когда у закоченевшей кошки температура тела снизится до двадцати градусов, кислорода в ее мозге станет на сорок процентов меньше. А у лягушки все наоборот. Чем сильнее она замерзает, тем лучше ее мозг снабжается кислородом, количество его может увеличиться в два с лишним раза.

Амфибии спокойно переносят не только низкое, но и достаточно высокое давление. Лишь при четырнадцати атмосферах - давлении, которое фиксируют в воде на глубине ста сорока метров, у лягушек наступает паралич центральной нервной системы, перестает биться сердце, но лимфатические сердца еще работают. А мышцы лягушки сокращаются и при ста атмосферах. Недвижимыми становятся они при четырехстах атмосферах.

В реальной жизни амфибии не попадают ни в зоны сверхвысокого, ни в зоны сверхнизкого давления. А те колебания давления, которые происходят, для них не помеха. Однако запас прочности у амфибий вообще велик.

Сибирские углозубы живут на севере не один век, заполярные лягушки и жабы-альпинисты изобретали способы защиты от холода не одно десятилетие. Но вот гладкие шпорцевые лягушки. Они любят теплую воду: выше двадцати градусов. А произошло так, что некоторым из них пришлось сменить место жительства. Шпорцевых лягушек из Южной Африки привезли в Европу и выпустили в водоемы. Тут-то и выяснилось: они могут зимовать подо льдом в мелких открытых водоемах.

Когда мне подарили шпорцевых лягушек, я пересмотрела о них все, что смогла найти, и везде читала: постоянно живут в воде. Я поверила этому. Но одна из моих лягушек устроила эксперимент. Оставленная на ночь на террасе подмосковного дома, она удрала из обогреваемого аквариума, нашла в полу щель и исчезла. Обнаружив пропажу, я ползала под террасой два выходных дня, приподнимала каждый камень, освещала фонарем каждое укромное место, но тщетно. Лягушка словно сквозь землю провалилась. С испорченным настроением, виня себя во всем, я уехала. А через три недели раздался телефонный звонок. Лягушку нашли недалеко от террасы в углублении под старым мотором от трактора. Живую, правда, не невредимую. О том, что она совершила путешествие, свидетельствовали задние лапы: кожа на подошвах была содрана.

В Восточной и Западной Африке есть еще три вида шпорцевых лягушек. Водоемы, в которых они живут, часто пересыхают, и лягушки ночью отправляются на поиск новых.

На севере Аргентины водится лягушка лепидобатрахус пляненсис. Когда от ее водоема не остается фактически ничего, она не утруждает себя разыскиванием другого пристанища. Лепидобатрахус остается на месте и начинает отгораживаться от внешнего мира. Каждый день лягушка непременно линяет и оставляет очередное старое платье на себе. Вскоре все вместе они образуют кокон. Даже когда стенки его совсем тоненькие, лягушка теряет влаги раз в десять меньше, чем прежде, а нужда в кислороде у нее постепенно становится минимальной.

Для амфибий нашей страны сильная засуха - неприятность крупная. В семидесятые годы стояла такая жара, что пересыхали болота и озера. Лягушкам негде было откладывать икру, а уже отложенная икра и головастики, которые успели вывестись, погибали. Взрослые прятались днем в пересохшей подстилке. Она почти не увлажнялась и ночью: роса часто совсем не выпадала.

У каждого вида амфибий свое отношение к воде. Если выстроить их по порядку, как для переклички, первой будет стоять, точнее сидеть, озерная лягушка. Она больше всех привязана к воде. А дальше пойдут остальные, и получится такая цепочка: прудовая лягушка - краснобрюхая жерлянка - травяная лягушка - остромордая лягушка - серая жаба - чесночница - зеленая жаба. Однако и самая равнодушная к влажности зеленая жаба не истратит капли воды понапрасну. В средней полосе России она отдыхает всегда в убежище, сооруженном собственными лапами. Все другие амфибии не преминут воспользоваться ходами корней, трещинами в почве, норами зверьков. Очень престижны туннели, сооружаемые кротами: летом в них забираются обыкновенный и гребенчатый тритоны, чесночницы, остромордая и травяная лягушки, серая жаба.

Среди амбистом, жительниц Северной и Центральной Америки, приживалок мало. Тигровые амбистомы нору себе делают сами. У кротовидных амбистом обзаводится лично ей принадлежащим убежищем каждая вторая амфибия. А мраморные амбистомы, присмотрев щель в почве, головой и туловищем расширяют ее. У изменчивых квакш и иных квакш Северной Америки спальни должны быть наверху. И разыскивают квакши в лесу Дупла деревьев.

При всем том живут на свете и такие квакши, лягушки, жабы, которые сумели справиться с проблемой, совершенно неразрешимой для многих их собратьев.

Чарлз Дарвин, путешествуя на корабле "Бигль", прежде чем отправиться сушей в Буэнос-Айрес, провел конец августа и начало сентября 1833 года в окрестностях гавани Баия-Бланка. Из "бесхвостых гадов" ("гадами" прежде называли и всех рептилий и всех амфибий) он нашел здесь лишь одну маленькую жабу. "Чтобы получить правильное представление о ее внешнем виде,- пишет Дарвин,- вообразим себе, что сначала ее окунули в самые черные чернила, а затем, когда она высохла, пустили ползать по доске, только что выкрашенной самой яркой красной киноварью, так что окрасились ее лапки снизу и отдельные места брюшка. Если бы вид этот еще не имел названия, его следовало бы назвать Diabolicus ("дьявольский".- Л. С.), ибо такой жабе было бы под стать искушать Еву. В отличие от прочих жаб, у которых нравы ночных животных и которые живут в сырых и темных укромных местах, она ползает средь бела дня, в жару, по сухим песчаным буграм и безводным равнинам, где не найти и капли воды. В Мальдонадо я нашел такую жабу в месте почти столь же сухом, как в Баия-Бланке, и, предполагая доставить ей большое удовольствие, отнес в лужу; но это маленькое животное не только не умело плавать, но, я думаю, без моей помощи тотчас же утонуло бы".

Родственница этой жабы - древесная лягушка хиперолиус насутус из Южной Африки может просидеть на солнце шесть часов кряду. Кожа лягушки в засуху пропускает гораздо меньше воды, чем в период дождей. А квакша филломедуза Сауваги чувствует себя в полу-пустынных местностях Южной Америки не хуже любой лягушки, притаившейся на берегу пруда. Особые железы в ее коже выделяют секрет, похожий на воск. Он делает кожу водонепроницаемой: капельки воды не растекаются по ней, а скатываются с нее.

Не отстают от филломедузы два вида южноафриканских древесных лягушек из рода хиромантис. Эти лягушки не обзавелись железами, которые вырабатывают воск, но кожа у них такая, что вода испаряется крайне медленно, как и у хамелеонов. За шесть дней при двадцатипятиградусной жаре и сухом воздухе лягушки худеют всего на несколько граммов. Жаба при такой же погоде погибает через два дня, обыкновенная лягушка - через день, шпорцевая - меньше чем через десять часов.

Южноафриканские древесные лягушки и южноамериканские квакши - уникальные амфибии. Их объединяют с рептилиями не только мизерные потери воды через кожу. Амфибии, от мала до велика, заполучив с пищей белки, в конце концов превращают их в мочевину, а филломедуза Сауваги и два вида лягушек из рода хиромантис, как ящерицы и змеи, выделяют мочевую кислоту. Это открытие произвело необычайно сильное впечатление на всех.

Но что дает квакшам и древесным лягушкам их оригинальность? Мочевая кислота практически не растворима в воде, а выводится она из организма в виде полутвердой массы. И это позволяет экономить воду. У филломедузы мочевая кислота образуется и когда засуха кончается. Но если бы квакша в критическое для нее время выделяла мочевину, в день ей бы потребовалось воды в шестнадцать раз больше.

Полупустыня - нелегкое испытание для амфибий. Что же сказать о пустыне?

С Дальнего Востока в пруды Каракумов чернопятнистых лягушек завезли случайно: они попали туда вместе с рыбой. Лягушки освоились в пустыне, но привязаны они к воде еще больше, чем их соседи - озерные лягушки. Только во второй половине лета выходят чернопятнистые лягушки на сушу, и все равно держатся у. кромки водоема, не удаляясь от нее даже ночью.

Зеленые жабы Кызылкумов пережидают жару, зарывшись в песок. Однако, несмотря на это, теряют они за день четверть своего веса. И когда наконец приходит вечером прохлада - спешат жабы к Амударье. Забравшись по шейку в воду, сидят в ней, восполняют потери.

Пруды и реки в пустыне - роскошь.

В мексиканском штате Чиуауа, недалеко от города Алдаме, дождей не бывает по полтора года. Но вот начинается ливень. День за днем гремит гром, сверкают молнии. А уже на вторую ночь можно увидеть тысячи жаб, так называемых жаб-уродцев. Они давно ждали своего часа: сидели под землей в укрытиях, которые разрушились, соприкоснувшись с влагой.

Среди гигантских валунов, колючих кактусов и страшной пыли процветают лопатоноги Куше - близкие родственники наших чесночниц. На каждой задней лапе лопатонога - "лопата", твердая, как ноготь. Она нужна для рытья убежищ. Подойдет пора - лопатоног закопается в песок и проведет там десять месяцев.

А в пустынях Центральной Австралии ухитряется жить сразу несколько видов амфибий. Прежде чем впасть в спячку, все они запасают огромное количество воды. Флягой амфибиям служит мочевой пузырь, вес его достигает половины веса тела. Стенки этой фляги проницаемы, и жидкость, содержащуюся в ней, можно при необходимости использовать. Знаменитая пустынная австралийская жаба набирает так много воды, что становится похожа на шишковатый теннисный мяч. С незапамятных времен аборигены Австралии, очутившись в пустыне, разыскивают этих жаб, чтобы утолить жажду.

Пока песок еще не спекся, зарывается в него и другая пустынная амфибия - лягушка-водонос. Она прячет под себя лапы, закрывает глаза и затихает в своей норе: ее светлый живот разбух от жидкости, такого же цвета подбородок обвис и касается песка, коричнево-бежевая кожа головы и спины блестит,- она покрылась пленкой.

Нору и поверхность земли разделяет метр. И какая бы жара ни была наверху, температура в убежище лягушки-водоноса колеблется не больше, чем на семь градусов. Заснув, лягушка обходится третьей частью того кислорода, который необходим ей, когда она бодрствует. День за днем убывают подкожный жир и углеводы. Однако тех запасов, что имеются у лягушки, ей хватает на огромный срок. Она может провести в затворничестве целых пять лет.

Жабы в Сахаре. Жабы в Гоби. Амфибии умудряются жить во всех крупных пустынях мира. Но вот что уж точно должно стать для них неодолимой преградой, так это соленая вода. А в действительности? Хотя большинство амфибий от воды с солью отказывается, некоторые не столь консервативны.

У безлегочных стройных саламандр длинное вытянутое тело, длинный хвост, а лапы с трудом рассмотришь: они меньше сантиметра. Да лапы и не очень-то нужны им. Отправившись в путь, саламандры ползут по земле, извиваясь как змеи. На Тихоокеанском побережье Северной Америки саламандры поселяются в разных местах: одни - рядом с морем, другие - далеко от него. И оказалось, те, что к морю ближе, легче переносят ситуации, при которых солей в воде становится больше.

Зеленые лягушки с Балеарских островов не избегают воды, в которой солей в двадцать раз больше, чем в обычной пресной воде. А наши желтобрюхие жерлянки плавают в озерах, еще сильнее насыщенных солями: восемь с лишним граммов на литр. В литре морской воды растворено тридцать пять граммов солей.

Чтобы увидеть озерную лягушку на побережье Каспийского моря, много ходить не надо. В зарослях тростника, в опресненной воде распевает она громкие песни.

Достаточно безразличны к солям зеленые и камышовые жабы. А самую известную жабу Южной и Центральной Америки - агу - за индифферентное отношение к солям даже называют "морской". Однако это название надо было дать совсем другой амфибии - крабоядной лягушке. Ага живет на побережье и островах, в эстуариях рек, а крабоядная лягушка, маленькая лягушка, которая выглядит совершенно обычно,- в настоящей неразбавленной морской воде. В мангровых зарослях Юго-Восточной Азии она охотится на мелких крабов и пробыть в морской воде может сколько угодно. Но как ей это удается?

Амфибий, которые не боятся солоноватой воды, спасают почки. Попадет амфибия в такую воду - в клубочках ее почек кровь фильтруется уже не с прежней интенсивностью, а в канальцах, наоборот, усиливается всасывание воды и снижается задержка ионов натрия. И жидкости из организма уходит меньше, а концентрация солей в ней повышена. Но большое количество солей почки лягушек вывести не в состоянии.

У черепах, у чаек, у иных птиц, которые пьют морскую воду, почки тоже не очень эффективны. Однако рептилии и птицы нашли выход. Они обзавелись железами, задача которых - удалять соли. Накопятся они, у чаек начинается "насморк", а черепахи "плачут".

Треска и другие костистые рыбы со всех сторон окружены водой, а им постоянно грозит опасность иссушения: утечка воды из собственного тела в более концентрированную морскую воду. Значит, нужно возмещать неизбежные потери, и костистые рыбы, как чайки и черепахи, пьют морскую воду. От излишка солей их освобождают особые клетки в жабрах и почки.

Акулы, скаты и латимерии разрешили проблему, прибегнув к собственному способу, неизбитому. Они добавляют к жидкостям своего тела органические вещества, главное из которых - мочевина. Добившись почти равновесия с внешней средой, высохнуть эти рыбы не могут, и необходимость пить соленую воду отпадает.

У крабоядной лягушки нет ни желез, ни жабр, ни клеток, которые бы избавляли ее от лишних солей. Как же ей быть? Что ей делать? Последовать примеру латимерии, акул и скатов.

Заманчиво подумать: крабоядная лягушка осталась верна заветам предков. Но это далеко от реальности. Головастики крабоядной лягушки не используют способ латимерий, акул и скатов. Головастики ее, как и костистые рыбы, глотают морскую воду и так же, как и костистые рыбы, освобождают себя от солей.

Крабоядная лягушка сама изобрела заслон от морской воды, и это открыло перед ней широкие возможности. Она стала единовластной хозяйкой прибрежной полосы, которая богата живностью и недоступна всем остальным амфибиям тропиков.