Глава 1. Охотники за змеями

Новый год мы обычно справляли вчетвером, по всей вероятности, потому, что собраться нам всем вместе удавалось только по большим праздникам. Меня наш редактор часто гонял по командировкам, Марк-зоолог и Николай-художник постоянно пропадали, первый — в террариуме, второй — в мастерской, и извлекать их оттуда было хлопотным делом. Только Васька-шофер, горячий сторонник любого начинания, увлекающаяся озорная натура, был всегда под рукой и обладал редкой способностью появляться в самую нужную минуту.

Обычно в канун Нового года мы обсуждали план летней экспедиции. Так произошло и на сей раз. Марк с бокалом в руке предложил:

— За змей!..

— Можно и за них, — охотно откликнулся Васька, — но...

— Именно за них. Мы едем в Среднюю Азию. Я уже списался с Курбаном. Это знаменитый охотник за змеями.

Мы недоуменно посмотрели друг на друга, но Васька уже восторженно хлопал зоолога по плечу.

— Романтика! Обязательно поедем и привезем своим знакомым пару очаровательных змеек!

...В вагоне благодаря Ваське все пассажиры знали, куда мы едем, сочувственно вздыхали, просили Марка, как специалиста, рассказать о предстоящей охоте. Но зоолог, застенчивый, как девушка, и молчаливый, как испорченный приемник, возился со своим рюкзаком, зато Васька, заполучив внимательную аудиторию, поражал слушателей ужасными историями. По словам Васьки, население жарких стран только и занималось тем, что боролось со змеями. Рассказы о людях скончавшихся от змеиного яда, о самих змеях — многометровых чудищах с кинжаловидными зубами, и многое другое, порожденное лихим Васькиным воображением, леденили пассажирам кровь.

Однако когда после приезда мы вышли в испепеленную солнцем степь и чернобородый змеелов Курбан попросил нас внимательно смотреть под ноги, Васька прикусил язык и стал необычно серьезен и сосредоточен.

Стояла невероятная жара. От раскаленной, потрескавшейся, морщинистой земли поднималось плотное горячее марево.

— Она чем-то похожа на кожу слона, — заметил Марк.

— Кто? — удивился я.

— Земля.

Я шел рядом с Курбаном. Он невысок, коренаст. У него живые черные глаза, узкая смоляная бородка окаймляет лицо. Курбан уже семь лет занимается опасным промыслом — ловит ядовитых змей для зоопарков и научно-исследовательских институтов. Он досконально изучил повадки пресмыкающихся, и даже Марк-зоолог с уважением прислушивается к советам Курбана.

— Курбан, а если укусит полоз?

— Э, пустяк, зуб есть — яда нет!

— А кобра?

— Тогда кранты.

Это любимое слово Курбана. Где он его взял? Может быть, сам сочинил?

— Нельзя сырую воду пить — кранты!

— Зачем на землю сел? Хочешь, чтобы змея укусила? Тогда кранты!

Курбан — человек редкого мужества, сам он ничего не боится, но за нас, новичков в песках, опасается.

— Васька, не хватай руками саксаул. Скорпион уколет, тогда кранты!

— Здесь всё кранты, — бормочет озадаченный Васька. — Кругом одни кранты.

— Зачем так говоришь? В степи весной красиво. Тюльпаны как алый ковер. Хорошо!

— А я разве говорю — плохо? Я говорю — кранты! Мы смеемся.

Спускаемся в овраг, идем по руслу высохшего ручья, взбираемся на холм. На горизонте темнеют развалины древнего селения; это конечная цель нашего маршрута. Васька осмелел и идет впереди. Николай, проклиная жару, перекидывает с плеча на плечо этюдник.

Эфа! Одна из самых опасных змей пустынь. На голове у нее силуэт летящей птицы. Эфа часто сворачивается «калачиком». Это ее излюбленная поза

— Что-то ни одной змеи...

— Подожди, они еще успеют тебе надоесть.

— Вообще, — замечает Марк, — змей ловят весной, сейчас не сезон!

— Почему?

— В холодную погоду пресмыкающиеся медлительны, их легче изловить. А сейчас слишком жарко, вот они и попрятались.

Обливаясь потом, медленно идем по дну исчезнувшего ручья, местами оно каменистое, сквозь желтые камни пробивается чахлая растительность. Колючие карликовые кусты рвут одежду.

Вдруг слышим крик. Бросаемся к Ваське.

— В чем дело?

— Там... длинная... толстая...

— Укусила?

— Не успела, подлая. Едва спасся!

Мы карабкаемся наверх. Там уже спокойно стоит Курбан, держа в руках огромную желтую змею. Марк смело схватил ее.

— Желтопузик! Абсолютно мирное существо. Это не змея, а безногая ящерица.

— Какая симпатичная, — вкрадчиво проговорил Васька. Ему было стыдно за свой побег.

— Дарю ее тебе, Вася, — улыбнулся Курбан. — Подарок.

Мы двинулись дальше и вскоре поймали еще трех желтопузиков.

— А это совсем легко, — разглагольствовал Васька. — Курбан, и за что тебе большие деньги платят? Смотри, я сейчас рукой вот эту змейку...

— Стой! — крикнул Курбан.

На серой скале, свернувшись кольцом, лежала большая змея. Она была совершенно неподвижна, и только терны? раздвоенный язык на секунду появлялся из полуоткрытой пасти. Рядом сидела на задних ножках крошечная песчанка.

На серой скале, свернувшись кольцом, лежала большая змея. Рядом сидела на задних ножках крошечная песчанка

- Очевидно? - мы помешали ей завтракать, - сказал Николай. - Сразу видно, что у нее плохое настроение. Курбан приготовил палку с рогулькой. Змея зашипела, бросила песчанку и, повернув треугольную голову стала пристально следить за Курбаном. Охотник сделал шаг, змея начала скручивать кольца. Ее блестящее тело передалось в лучах солнца. Снова послышалось рассерженное шипение.

Все назад! - отрывисто приказал Курбан. - Возможен бросок.

Никто не шевельнулся. Наступал опасный момент а оставлять товарища в беде было не в наших правилах. Мы окружили змею со всех сторон, выставив вперед палки.

- Берегись!

Змея бросилась, развертываясь в воздухе, как китайская лента. Я никогда не думал, что пресмыкающиеся способы на такие движения. Увернувшись от двух рогулек змея проползла между зоологом и художником. Никоей попытался придавить ее к земле, но промахнулся и в ту же секунду, разъяренная, она ударила зубами по голенищу брезентового сапога художника.

Оттолкнув Ваську, Курбан упал на землю, ловко ухватил ее за шею позади головы и оторвал от побледневшего художника.

Сильные пальцы Курбана сдавили змею. Она широко разута страшную пасть, в верхней челюсти торчал длинный зуб.

Николай, цел? - хрипло крикнул Курбан.

- Нигде не болит? Говори скорей, пожалуйста! Художник развел руками.

- Не двигайся! - гортанно крикнул Курбан. Он бросил змею на землю и прикончил ее ударом палки.

— Зачем? — недоуменно спросил Марк. — Ведь это ценный экземпляр.

- Уже нет. Один зуб сломан. Смотрите.

Курбан осторожно снял с Николая сапог, осмотрел ногу. Следов укуса не было. Курбан показал на голенище: в зеленом брезенте торчало что-то вроде щепочки.

Марк пинцетом извлек из голенища сапога змеиный зуб длиной более сантиметра.

— Счастливый ты, Николай... — сказал Курбан. — Пляши скорей, пожалуйста. Еще немного и...

— Кранты? — не удержался Васька.

— Не смейся, — нахмурился Марк, — ведь это эфа! Курбан рассказал, что эфа причиняет немалый вред животноводам. Овцы гибнут через несколько минут после укуса, даже крупные животные — волы не выдерживают действия яда и погибают.

— А люди?

— Были случаи очень неприятные, — уклончиво сказал Курбан, предоставляя нам самим оценивать убедительность ответа.

Курбан ловко снял кожу с убитой змеи и показал ее нам.

— Смотрите! Видите на ее голове пятно, похожее на силуэт летящей птицы? Запомните: это знак эфы. Она быстра, как птица. Эта змея — очень коварная тварь.

Солнце клонилось к горизонту. Пора было подумать о ночлеге. Мы поспешили к намеченному пункту и еще засветло добрались до руин древнего поселения. Развалины городища окружала крепостная стена. У ее подножия мы разбили палатку. Васька с художником пошли ломать саксаул для костра. Курбан, напевая вполголоса, помогал Марку соорудить вольеру для наших питомцев. Зоолог осторожно развязывал мешки и вытряхивал ошеломленных обитателей прямо на песок. В вольеру мы бросили несколько лягушек и прикрыли ее плотной сеткой.

— Три эфы, семь удавчиков, двенадцать степных гадюк, — резюмировал Марк. — Для первого дня не так уж плохо.

Ночь наступила внезапно, точно кто-то набросил на пустыню огромную черную косматую бурку. Мы с наслаждением пили душистый зеленый чай, и розовые отблески пламени играли на наших лицах.

Откуда-то с развалин доносились печальные, протяжные крики ночных птиц.

Я не заметил, как уснул. Разбудил меня встревоженный голос художника:

— Юрка, а Юрка, проснись!

— Ты чего?

— По ногам что-то проползло... в углу брезентом шуршит...

Я прислушался, но ничего не услышал.

— Тебе приснилось, должно быть,— неуверенно возразил я, внутренне содрогаясь от мысли, что несимпатичные питомцы зоолога вырвались из вольеры.

Сон сразу исчез. Светало. Я осторожно приподнялся на локтях и замер: у самой головы мирно посапывающего Васьки ползла крупная степная гадюка. Я молча толкнул Василия в плечо, тот мгновенно открыл глаза, секунду всматривался в скользившую мимо серую ленту, затем с воплем вскочил, и началось нечто невообразимое. Забыв с перепугу, что он в спальном мешке, Васька тотчас же повалился на Курбана и основательно его напугал. С лихорадочной поспешностью Василий снова вскочил и рванулся вперед с такой силой, что палатка развалилась.

— Змеи, змеи! — орал Васька, барахтаясь в брезенте.

Когда все выползли из-под палатки, Марк отбросил брезент и обнаружил виновницу происшествия. Гадюку водворили на место, а Николай и Марк долго силились понять, как смогла змея удрать из плотно задраенной вольеры.

— Эх, ученые люди, — сердито сказал Курбан, — это новая змея пришла. Холодно ночью в песках, залезла в палатку погреться.

Мы бросились к вольере, пересчитали змей. Курбан оказался прав.

Утром Курбан повел нас к разрушенной крепости. Приходилось пробираться по огромным камням, вспугивая десятки юрких ящериц. Змей здесь было множество, но они боялись людей и быстро ускользали в расселины. Одну беглянку художник схватил за хвост, но змея вырвалась и исчезла.

Около часа мы лазили по развалинам, время от времени переворачивая камни. Васька к камням не притрагивался, бродил по песку вокруг стены. Внезапно он крикнул:

— Ребята! Крокодил!

Мы с Николаем расхохотались.

Однако Марк и Курбан поспешили к Василию.

— Варан! (В настоящее время отлов варанов и охота на них в нашей стране запрещены. Некоторые виды варанов занесены в Международную Красную книгу и в Красную книгу СССР. Как известно, туда включают такие виды животных, существование которых находится под угрозой. (Примеч. редакции.) ) — крикнул на бегу зоолог. — Лови его, ребята! Как раз то, что нужно зоопарку!

На холме у самой стены прижался к земле здоровенный варан, настоящий крокодил пустыни. Варан был испуган и озлоблен. Разинув пасть, усаженную острыми длинными зубами, он устрашающе щелкал челюстями. Варан был слишком велик, чтобы придавить его рогулькой. Марк попытался прижать его палкой к земле, но ящер ловко увернулся.

— Схватим его руками! — азартно крикнул зоолог. — Осторожнее! Хватайте за шею. Это очень крупный экземпляр!

— Ухватишь его, — опасливо отодвинулся Васька и вдруг прыжком кинулся на варана.

Увернувшись от преследователя, варан перепоясал Ваську метровым хвостом. Раздался хлесткий удар, и Василий покатился по песку. Зоолог, изловчившись, схватил варана за загривок. Началась яростная борьба. Варан отчаянно сопротивлялся, силясь сбросить навалившихся на него врагов. Мы барахтались на песке, задыхаясь в тучах белой пыли. На лапах варана были острые изогнутые когти, крепкие, как железо. В пылу сражения нам удалось перевернуть варана на спину. Я ухватил его поперек желтоватого, в серых крапинках брюха. Тотчас же варан нанес сильный удар задними лапами и разрезал мне руку от плеча до локтя. От неожиданности и боли я выпустил варана, он молниеносно перевернулся, но тут на обезумевшее животное грудью навалился Васька, а Курбан схватил его за хвост.

Зрачки у многих сумеречных и ночных змей вертикальны

Варан затих, и тогда мы, задыхающиеся, грязные, исцарапанные, услышали подчеркнуто спокойный голос Марка:

— Помогите, пожалуйста.

Только тогда мы заметили, что варан держит в зубах руку зоолога.

— Разожмите челюсти ножом!

С большим трудом освободили мы зоолога, связали пасть варана и впихнули его в мешок. После этого мы стали считать раны. Варан не ядовит, но на его острых и длинных зубах бывают остатки пищи, укус может вызвать заражение крови.

В перевязке нуждались все, но особенно сильно досталось зоологу: варан основательно пожевал ему кисть. У меня на плече было четыре глубоких пореза, рубашка висела клочьями; у Курбана сильно поцарапано лицо; художник потирал зашибленную ногу; Васька, болезненно морщась, разглядывал широкую полосу на теле — след удара хвостом.

— Еще пара таких ящериц, — печально вздохнул Васька, — и нам кранты! Марк, ты, надеюсь, не за варанами сюда приехал?

Схватка с вараном сорвала наши планы. Пока мы промывали и перевязывали раны, солнце поднялось высоко, и жара заставила нас укрыться в ближайшей пещере.

К вечеру с гор повеяло прохладным ветерком. Наш маленький отряд снова вышел на поиски. У Марка рука висела на перевязи, ему было трудно действовать рогулькой, и зоолог отдал ее мне. Вместе с рогулькой я получил резиновый мешочек. Он пока еще пуст, и я спокойно прикрепляю его к поясу. Сумею ли я сохранить спокойствие, когда в мешочке забьется ядовитая змея?

Мы быстро идем вдоль полуобвалившейся стены. Здесь по-прежнему снуют тонкопалые серые ящерки. Высоко в вечернем небе плавно парят орлы.

У западной окраины городища мы останавливаемся. Зоолог ловит пинцетом гигантскую фалангу. Фаланга устрашающе шевелит челюстями, мохнатыми, коленчатыми ногами. Мы с любопытством рассматриваем трофей зоолога.

Дальше движемся медленно. Ноги тонут в сыпучем белом песке. На склоне бархана колючая поросль, причудливо изогнутые горячим ветром кусты саксаула издали напоминают клубки змей. Рядом стелется кустарник. Тонкие ветви, усаженные острыми колючками, лишены листьев и кажутся мертвыми. Кто-то, ворча, освобождает одежду от цепких колючек.

— А верблюды их едят, — негромко говорит Курбан, — и ничего.

— У каждого свой вкус, — замечает художник. Пользуясь минутной передышкой, он торопливо работает карандашом.

— Василий, подойди к тому кусту, сделай вид, что внимательно его рассматриваешь. Подпись под рисунком будет гласить: «Участник научной экспедиции за работой».

— Пожалуйста! — Снисходительно улыбаясь, Василий подходит к кусту.

Курбан останавливает его:

— Не спеши. На кусте — ок джилян (Ок джилян — стрела-змея (туркм.))!

Курбан швырнул в куст саксаула комок глины. Тотчас одна из веток отломилась, вытянулась в ровную линию и метнулась к нам, словно дротик, брошенный невидимой рукой.

— Стрела-змея! — крикнул Марк.

Тонкая змейка шлепнулась на песок, торопливо поползла прочь. Голова ее почти сливалась с туловищем и едва превосходила по толщине кончик хвоста.

— Стрелу-змею трудно заметить, — пояснил зоолог, — на человека она не нападает, охотится за мелкими ящерицами. Яд у нее слабый, да и укусить человека ей трудно: ядовитые зубы упрятаны в глубине маленькой пасти.

Зашел разговор о лечении змеиных укусов.

— Противозмеиная сыворотка — очень эффективное средство, — проговорил Марк, — нужно только как можно скорее доставить больного к врачу.

— Раньше старые люди надрезали место укуса и прикладывали каленое железо, — сказал Курбан. — Знахари колдовали, отпугивали злых духов.

— Пережитки, — заметил Васька и тут же рассказал совершенно невероятный случай. — Один человек рубил дрова в лесу. Его укусила гадюка, в палец. Человек не растерялся, отрубил палец топором и побежал в деревню к врачу. Через неделю ему захотелось посмотреть, что же стало с отрубленным пальцем. Человек пришел на то место, разыскал пенек, палец лежал на пеньке распухший, черный-пречерный. Человек дотронулся до него. Из пальца брызнул яд, попал на ладонь, прошел через кожу, и человек умер в ужасных мучениях.

Увидев наши иронические улыбки, Васька разгорячился:

— Быль! Ей-ей, быль! Точно знаю.

Зоолог достал из мешка пойманную накануне гюрзу и крепко ухватил ее за шею.

Мы боязливо отодвинулись.

Змея шипела. Марк взял стеклышко и вставил его змее в пасть. Потом он отправил разъяренную гюрзу обратно в мешок.

— Ты что задумал?

— Смотри, Вася, — не отвечая на вопрос, проговорил зоолог, — на стеклышке желтоватая жидкость. Что это такое, по-твоему?

— Яд!

— Верно. А теперь — смотри. Марк потер стеклышком ладонь.

— Как видишь — ничего страшного. Лишь бы на коже не было царапины и яд не попал в кровь...

— Верно, верно, — поспешно ответил Василий, доставая флягу со спиртом. — Мой скорее руки!

Все замолчали. Васька был посрамлен. Художнику стало жаль нашего друга.

— А у того человека, наверное, были ссадины на руках. Знаете, когда дрова рубишь, — бывает.

— Возможно, возможно, — снисходительно согласился зоолог и посмотрел на часы. — Однако нам пора.

Ночь снова выдалась неспокойная. Едва погас костер, на окрестных холмах замелькали зеленые огоньки, послышались шорохи. Внезапно раздался жалобный, протяжный вопль.

— Шакалы, — засмеялся Марк. — Они нам спать не дадут.

— Дадут, — уверенно заявил Васька, — сейчас мы их попросим.

Он схватил ижевку-бескуровку, с которой никогда не расставался, и стал палить по невидимой цели мелкой дробью. Очевидно, шакалам это очень не понравилось. С плачем и визгом они отбежали подальше и до зари развлекали нас жутким концертом. С первыми проблесками утра ночные хищники исчезли, словно провалились сквозь землю.

В селение мы пришли к полудню. Небольшой кишлак приютился у подножия горы. Низкие домики с плоскими крышами, пышные кроны деревьев, убаюкивающее журчание арыков.

Немногочисленное население столпилось у тутовых зарослей. Слышались взволнованные возгласы, крики. Курбан остановил низкорослого колхозника в тюбетейке.

— Змея укусила мальчика. Плохо, ай, плохо! Послали конного за доктором.

— Гюрза, эфа?

— Нет, та, которая стоит... В кусты уползла, за арык.

— Кобра, — догадывается Марк, — ведите меня к мальчику. Быстро!

Марк, Николай и низенький колхозник идут к ближайшему домику; им навстречу, рыдая, бежит женщина с распущенными волосами — мать ребенка.

Мы с Васькой продираемся сквозь колючий кустарник, оставляя на ветках клочья от курток. С нами несколько колхозников с кетменями и ватага загорелых до черноты ребятишек.

— Здесь, здесь!

Мы окружили кобру. Она свернулась тугим кольцом. Плоская голова змеи танцует высоко над землей. Кобра раскачивается, словно выбирает добычу, готовится к прыжку. Осторожно продвигаюсь вперед. Второпях я обронил рогульку. Васька решительно сдвигает брови, поднимает ружье. Колхозник подает мне тяжелый кетмень.

Кобра свернулась тугим кольцом. Она раскачивается, словно выбирает добычу, готовится к прыжку

Кобра неимоверно толста и длинна, в ней не менее двух метров. Спина грязно-серая, брюхо светлое, «очков» нет. Это украшение носят все кобры, кроме среднеазиатских.

Змея раскачивается. Кто-то попадает в нее камнем. Испустив негромкий протяжный свист, кобра молниеносно бросается на меня. Пытаясь отскочить, роняю кетмень, падаю навзничь.

Гремит оглушительный выстрел. Все заволакивает едким дымом. Когда я поднялся, изрешеченная дробью кобра судорожно вздрагивала. Страшная голова с капюшоном, сбитая выстрелом в упор, валялась у моих ног.

Приходит взволнованный, радостный Марк.

— Ребенку лучше. Сделали уколы. Сыворотка действует. Э... какое варварство!.. Вы ее убили!

— Лучше мы ее, нежели она нас! — Васька перезарядил ружье. — Неплохо бы всех кобр в мире извести...

Марк качает головой, обмеривает змею. Художник быстро работает карандашом.

...И снова мы идем вперед, в пески, навстречу неведомому.