Опасный страж

.

Предметы расплывались, теряли форму, и мне усилием воли приходилось соединять их рассыпающиеся очертания и придавать им реальность.

Я знал, что приступ начнётся, когда шест, подпирающий верх палатки, задрожит, согнётся и выгнутой стороной будет приближаться ко мне.

И тогда все предметы выгнутся и вытянутся, как отражения в блестящих никелированных шарах.

Я слышал стук своих зубов и знал: когда всё кругом застучит зубами и мучительный вопрос, откуда у всех этих предметов зубы, до боли сдавит мой мозг,- это начинается приступ. Я всегда быстро поддавался его натиску, так как моё тело и воля были побеждены температурой и галлюцинациями.

Но теперь, когда я остался один, острое чувство страха заставляло бороться с наступающим приступом.

Страх был безотчётным, непонятным и поэтому ещё более жутким.

Я ощущал его физически. Казалось, он заполнял всё пространство вокруг.

Страх - остаться без памяти одному. И я боролся, боролся из последних сил.

И в тот момент, когда изломанный, рассыпающийся, стучащий мир должен был захлестнуть меня, я поборол его.

Внезапно всё стало на свои места и замерло в полной неподвижности.

Предчувствие чего-то необычного настолько поглотило меня, что я невольно забыл о болезни.

Я лежал в звенящей тишине и ждал.

Вдруг лёгкое шуршание раздалось у входа.

Не глядя, я понял, что это змея.

Она заползла прямо в палатку, шурша чешуёй, и замерла где-то внутри.

Я взглянул на пол: довольно большая кобра лежала, обвившись вокруг шеста и глядя на меня большими спокойными глазами.

Любоваться красивой змеёй было слишком опасно. Следовало бы немедленно выдворить непрошеную гостью, пока не начался приступ. Не оставаться же рядом с коброй без сознания и в горячке.

На мои слабые крики змея не реагировала. Пробовал бросить в неё книгу, но не добросил. Тогда я решил снять ружьё, висевшее над кроватью.

Не меньше получаса ушло на то, чтобы сесть и столкнуть ружьё с гвоздя.

Наконец, больно ударив по ноге, двухстволка упала на раскладушку.

Закрыв глаза, я долго набирался сил. Затем взял патрон с крупной дробью и... не смог раскрыть ружьё, чтобы вставить его. Совсем обессилев, я почувствовал приближение приступа, и всё началось сначала.

Шест всё ближе и ближе. На нём змея. Её капюшон закрыл весь мир. Он окутывает меня мраком и холодом. Прямо в пустоте висят огромные, горящие, немигающие змеиные глаза.

Вижу её раздвоенный язык и ощущаю его липкую прохладу на своём лице.

Наконец всё закружилось, рассыпалось и потеряло форму.

Наступило забытьё. Очнувшись, я сразу же увидел змею. Она лежала на том же месте и спокойно спала.

Когда спустились сумерки, кобра уползла.

Я вспомнил, как мой товарищ боялся оставить меня одного, отправляясь за врачом в посёлок.

Знал бы он, какая у меня сиделка!

Ночью малярия оставляла меня на несколько часов. Но спать не хотелось. Я смотрел в темноту и думал, как неожиданно за три дня я превратился в человека, не способного ни работать, ни ходить, ни даже стоять.

Рядом с моей палаткой рыскали шакалы. Иногда они подходили совсем близко и пытались скрести когтями брезент.

Хоть я и не боялся шакалов, но было что-то неприятное в их наглом поведении.

Они никогда ещё не подходили так близко к нашему жилищу, а теперь, видно, почувствовали свою безнаказанность.

Они понимали, что я остался один. Настало право сильного, и сильным была стая шакалов.

Только робость мешала этим тварям стать полными хозяевами положения.

Когда солнце прогнало трусливых псов в горы, я обнаружил, что они всё же утащили мешок с продуктами и связку шкурок различных животных, нужных нам для набивки чучел,- результат двухнедельной работы. Вторая связка валялась на земле. Шкурки были разбросаны.

С большим трудом мне удалось собрать в кучу шкурки, продукты, лекарства и затолкать всё под кровать. Я отлично понимал, что это не спасало положения. Стоит мне крепко заснуть, как пронырливые хищники повторят свой воровской набег и вытащат даже спрятанное под матрацем.

Знакомое шуршание раздалось у входа, и кобра, переливаясь, вползла в палатку. Она заняла своё место у шеста и замерла. В утренних лучах солнца змея казалась отлитой из бронзы.

Я любовался ею и журил за то, что она оставила меня ночью одного.

Вскоре начался приступ.

Открыв глаза, я увидел силуэты двух шакалов у входа. Они внимательно смотрели на меня и, вытянув острые морды, принюхивались. Наконец один из них сделал неуверенный шаг вперёд, глядя куда-то в сторону, словно смущаясь.

В то же мгновение он отскочил с громким визгом.

Змея с раскрытым капюшоном, мерно раскачиваясь, вся нацелилась на пришельцев.

Я засмеялся, и шакалы быстро убрались.

День, наполненный призраками, страхом и духотой, близился к концу.

После каждого приступа я, очевидно из-за слабости, долго спал. А это было некстати.

Змея специально осталась охранять меня

С тревогой я ждал момента, когда змея уползет и оставит меня одного караулить ценные шкурки и продукты.

Кобра не уползла в этот вечер. Я понял, что прошлой ночью она хорошо поохотилась и теперь несколько дней может отдыхать. Но мысль, что змея осталась специально охранять меня, не оставляла расшатанного галлюцинациями воображения.

Я разговаривал с ней и смотрел в её большие блестящие глаза, стараясь увидеть в них хоть что-нибудь похожее на теплоту.

Шакалы появились, как только темнота выползла из глубоких ущелий и заполнила долину.

Едва первая тень промелькнула в неверном свете звёзд, как кобра уже стояла, грозно шипя.

Я натянул одеяло до глаз и замер в ожидании, чем всё это кончится.

Вскоре у входа собралось несколько животных. Они переминались с ноги на ногу, скулили, злобно рычали.

Наконец один стал осторожно пробираться внутрь палатки.

Тело змеи сжалось, блики на сгибах колец засветились матовым блеском. Она слегка отшатнулась и сделала стремительный бросок.

Шакал откатился, лязгнув челюстями, и больше не пытался войти в запретную зону.

Змея заструилась вокруг столба, то расслабляя, то напрягая гибкие кольца.

Кобра, принявшая боевую стойку, редко подползает к противнику. Она старается поразить его в радиусе поднятой головы.

Хотя радиус её бросков был значительно меньше возможного прохода внутрь, трусливые шакалы не решались пройти мимо такого стража.

Наконец им надоело ждать, и они убрались восвояси.

А змея ещё долго стояла в холодном свете ночи, неподвижная, грациозная и мерцающая, словно изваяние из базальта.

Два дня прошли у меня в полубредовом состоянии под страхом того, что я могу не услышать, когда придут люди. Я боялся, что, застав в палатке такую "сиделку", они или расправятся с ней, или сами могут пострадать.

Вечером третьего дня я услышал стук мотора. Когда раздались голоса людей и быстрые шаги направились к палатке, кобра, развернув капюшон, поднялась навстречу входящим.

Мои крики вовремя остановили людей. Поспешно я объяснил, в чём дело, и попросил выпустить мою "сиделку", не причиняя ей вреда.

Они сделали это с большой неохотой и с ещё большим трудом.