«Мокрые» дни

Через несколько дней погода совсем испортилась. Тяжелые темно-серые тучи, словно грязная вата, заполнили окружающие ущелья, скрыли горы и, цепляясь за кусты, медленно поползли совсем рядом с нашим лагерем. Дождь то мелкой водяной пылью, то плотными, крупными, больно бьющими каплями лил круглые сутки. Даже воздух казался насквозь пропитанным водой. Глинистая почва склонов так разбухла от влаги, что размазывалась под ногами, как тающее масло, и на самом маленьком уклоне ноги неудержимо сползали вниз. Подняться же по склону было совершенно невозможно. Ходить по горам стало опасно, и Костя запретил покидать лагерь. К тому же в дождь все змеи прятались, и отыскать их было очень трудно.

В палатках стало так сыро и холодно, что мы сначала переселились в кузов грузовика, а потом переехали в кишлак. Здесь в глинобитной кибитке (Кибитка (узбек.) — строение без окон) стало и суше и теплее.

В первый же день мы дочиста вымыли автомобиль, просушили у очага отсыревшие спальные мешки и привели в порядок все снаряжение. Потом потянулись скучные дни вынужденного безделья.

Гюрза «принимает ванну»

Каждое утро мы выходили из кибитки с надеждой увидеть солнышко и хоть кусочек голубого неба, но всякий раз нас встречала пронизывающая сырость тумана и низкое хмурое небо, покрытое темными тучами.

В горных кишлаках развлечений мало. Соседи здесь знают друг друга, пожалуй, лучше, чем кто-нибудь из них знает сам себя. Секретов здесь нет. Вся жизнь на виду. Приезд в кишлак незнакомых людей — целое событие. Дом наших любезных хозяев превратился в мужской клуб. С раннего утра и до поздней ночи наше жилище было битком набито мужчинами. Затянувшееся ненастье не позволяло вести полевые работы, и многие были свободны.

Жена и другие члены семьи нашего хозяина беспрерывно кипятили и подавали гостям кок-чай (Кок-чай (узбек.) — зеленый чай).

Закон гостеприимства у горцев в крови. Любому гостю уважение и почет. Гостю отдадут последнюю лепешку и, укладывая спать, укроют одеялом, если даже оно в доме единственное. Ни сам хозяин, ни один из его домашних не выражали неудовольствия по поводу ежедневного нашествия гостей и хлопот, связанных с этим. Наоборот, хозяин был очень доволен и гордился тем, что его дом стал в эти дни центром кишлачной жизни. Нам же было очень неловко причинять беспокойство и без того большой семье, и мы хотели переехать во двор кишлачной школы, но Курбан-Нияз очень неодобрительно отнесся к этому. Он спросил Костю:

— Хозяин чем-нибудь тебя обидел?

— Что ты, Курбан-Нияз, здесь, очень хорошо. Нас встретили как родных. Просто и мне и всем остальным очень неприятно, что из-за нас добрым людям нет покоя.

— Тогда нельзя переходить. По обычаю гор, чем больше гостей в доме, тем больше хозяина уважают. Если гость покидает дом и уходит в другой, доброе имя хозяина уходит вместе с ним. Это кровная обида хозяину!

Пришлось нам остаться в том же доме, и нашествие гостей продолжалось.

О чем бы ни говорили гости, а начинали они с разговоров, не имевших никакого отношения к змеям, беседа неизменно заканчивалась темой о змеях. Все мы (кроме шофера) хорошо знали узбекский язык и принимали в этих беседах активное участие. Всех нас осаждали вопросами, но больше всего Костю. Мы с дядькой обычно отмалчивались.

Костя охотно вступал в разговоры, но не столько отвечал на вопросы, сколько сам расспрашивал об окружающей местности и змеях, встречающихся в окрестностях кишлака.

В кибитке гости садились вдоль стен на кошму, перед ними расстилали дастархан (Дастархан (узбек.) — скатерть ), подавали лепешки, сладости и сухие фрукты. Время от времени в дверь кибитки просовывалась женская рука с горячим чайником. Неторопливое обстоятельное чаепитие продолжалось весь день.

Вандоб — сравнительно небольшой кишлак, и все же ежедневно в кибитку приходило десятка два мужчин. Большинство из них составляли довольно молодые горцы, однако и самые уважаемые вандобцы — седобородые аксакалы (Аксакал (узбек.) — белая борода — почтительное обращение к старику ) — не обходили кибитку нашего хозяина. Аксакалы всегда приходили чуть попозже молодых, и, как бы ни тесно было в кибитке, старикам обязательно находилось удобное место в почетном углу. Все горцы — и старики и молодые — держались с достоинством, но без заносчивости. На дружеские шутки обижаться не полагалось. Наоборот, весельчаки-острословы пользовались особым уважением. Удачная шутка или не менее удачный ответ вызывали такой взрыв дружного хохота, от которого, казалось, даже стены кибитки ходили ходуном. У стариков верховодил наш хозяин — седой как лунь, рослый, но уже слегка сгорбившийся старожил Вандоба усто (Усто (узбек.) — мастер. Почтительная прибавка к имени человека, известного своим мастерством ) Мамашарип, у молодежи — учитель кишлачной школы Карим-домулло (Домулло (узбек.) — учитель. Почтительная прибавка к имени человека, известного своей ученостью ).

До нашего приезда в Вандоб аксакалы по пятницам обычно собирались в кишлачной мечети, где имам (Имам — руководитель молитвы ) кишлака после молитвы читал им Коран и священное писание мусульман — хадисы Сунны. Послушать это чтение заходили и мужчины помоложе. После нашего появления поведение мужчин изменилось. В первую же пятницу почти все они сидели в нашей кибитке.

Имам кишлака — мулла Кори-Абдусаттар (Кори (узбек.) — слово, прибавляемое к имени человека, умеющего читать Коран ) до этого тоже был среди гостей, но в пятницу не пришел. В полдень, когда, как обычно, раздались его крики, созывавшие односельчан на молитву, только один из стариков кряхтя поднялся с кошмы, вышел из кибитки и медленно поплелся к мечети. Все остальные мужчины словно не слышали надсадных завываний муллы.

На следующий день, в субботу, мулла Кори-Абдусаттар пришел к нам, как и раньше, но, здороваясь, поджал губы и укоризненно заметил, что о боге и молитве забывать нельзя. Все горцы промолчали. Мулла уселся на свое обычное место и молча принял предложенную ему пиалу с кок-чаем. Однако через несколько минут и он принял участие в общем разговоре. В это время Костя, расспрашивая о чем-то одного из гостей, достал записную книжку и делал в ней какие-то пометки. Как это иногда случается, все почему-то притихли, и вдруг раздался негромкий, но слышный всем голос муллы Кори-Абдусаттара:

— Правильно, Костя, запиши, запиши, как найти это место! Там ты обязательно найдешь клад, который ищешь!

Тишина в кибитке сразу стала напряженной.

— О каком кладе вы говорите, почтеннейший мулла? — не отрываясь от записной книжки, спросил Костя.

— О том самом, который вы пытаетесь отыскать, пользуясь людским невежеством! — притворно сокрушенно вздохнув, язвительно ответил мулла.

Костя отложил записную книжку и повернулся к мулле:

— Высказали: «пользуясь людским невежеством»? Мулла сверкнул глазами и, словно стреляя в упор, отрывисто бросил:

— Да!

— Откуда вы это взяли, почтеннейший мулла?

— Эх, Костя, Костя, — покачал головой мулла Кори-Абдусаттар. — Ученый ты человек, а не знаешь того, что божье слово все равно будет выше любой твоей науки. От всевышнего не скроешь никаких черных намерений. Любое тайное намерение можно разгадать, если знать священные хадисы Сунны! Священное писание содержит все мысли людские, и никто ничего нового придумать не может. Все предопределено аллахом!

— Подождите, почтенный мулла... — пытался остановить его Костя.

— Нет! Я не буду ждать! Хватит вам морочить головы простым людям! Пусть все узнают правду! — почти закричал мулла Кори-Абдусаттар. — Слушайте меня, люди! Слушайте, что говорит священная Сунна!

В кибитке и без того было тихо, а после этих слов тишина стала звенящей.

— Вчера, в день святой пятницы, читал я святую книгу хадисов. Никто из вас, нечестивцы, — обратился мулла к старикам, — не пришел ни помолиться, ни послушать слово божие! Вы предпочли, как бабы, развесить уши и внимать тому, кто дурачит вас, выманивая сокровенную тайну! Если бы вы слушали святое слово в мечети, то не отверзли бы уста свои перед нечестным человеком!

— Что ты хочешь этим сказать, почтеннейший Кори-Абдусаттар? — перебил его усто Мамашарип. — Я не позволю тебе позорить моих гостей! Докажи их вину! Пока я слышу только одни оскорбления!

— Всем известно, Мамашарип, что ты безбожник! — набросился на него мулла Кори-Абдусаттар. — Но мало кто знает о том, что ты и вероотступник, предавший веру своих предков и тайно перешедший в подданство русского царя, чтобы спастись от расплаты за воровство! Теперь я не буду больше молчать и расскажу всем, кто ты такой, а святое божье слово посрамит и тебя, и твоих нечестивцев-гостей навеки! Ибо нет божества, кроме аллаха, и Магомет — пророк его! Священная же Сунна есть слово божие, переданное нам, грешным, через пророка Магомета! Бисмиллохи рахмонир рахим (Бисмиллохи рахмонир рахим! — Во имя бога всемилостивейшего!)!

В мертвой тишине мулла вытащил из-за отворота халата старую, истрепанную книгу, открыл ее на заранее заложенном месте, потом достал из поясного платка и водрузил на нос круглые очки, оглядел всех, поднял кверху палец левой руки, а палец правой руки упер в страницу раскрытой книги и торжественным назидательным тоном произнес длинную тираду на непонятном мне языке.

— Ну и что же? — насмешливо сказал усто Мамашарип. — Что ты доказал этим, мулла Кори-Абдусаттар? Ты забыл, что перед тобой сидят не улемы (Улема (узбек.) — богослов ), а молодые люди, которые не знают чужого арабского языка!

— Сейчас я переведу! — не смутился мулла. — Внимайте слову божьему! Этот хадис гласит: «Если кто-то ищет клады, то ему следует искать там, где люди часто и во множестве видят змей. Повелением аллаха всемогущего, змеи обязаны охранять скрытые сокровища, и только достойному путь к кладу будет открыт!» Что ты, безбожник, на это скажешь?

Усто Мамашарип опустил голову и задумался.

— Молчишь! — торжествующе воскликнул мулла Кори-Абдусаттар. — Молчишь, нечестивец! Видите, люди, он действовал с обманщиком Костей заодно!

Среди гостей поднялся негромкий ропот.

— Подожди торжествовать, мулла! — сказал вдруг сидевший рядом с ним Карим-домулло. — Ты говоришь, что змеи обитают рядом со скрытыми сокровищами?

— Не я, а святое слово утверждает это! — вскинулся мулла Кори-Абдусаттар.

— Я спрашиваю тебя, а не святое слово! — резко осадил его Карим-домулло. — Отвечай без уверток!

— Святое слово не может быть ложным! Хадис несет нам откровение аллаха!

— Хорошо, но ты утверждаешь, что, по священному писанию, там, где змеи живут гнездом, должны быть скрыты сокровища?

— Да! Я подтверждаю святое писание!

— Соседи, вы помните, как экскаватор копал котлован под здание школы-интерната в Заамине? — обратился ко всем присутствующим Карим-домулло.

— Конечно! Конечно, помним! — сразу же отозвалось несколько голосов.

— А как Раззак-экскаваторщик выкопал в одном месте змеиное гнездо — целую кучу змей, помните? — продолжал Карим-домулло.

— Еще бы не помнить! Об этом в округе говорили целый год!

— А слышали ли вы, чтобы там нашли хотя бы одну медную монету?

Возгласы стихли. Мулла Кори-Абдусаттар заерзал на своем месте, но Карим-домулло не дал ему вымолвить ни слова.

— Подожди, мулла. Я знаю, ты хочешь сказать, что экскаваторщик Раззак недостоин сокровищ и они, не открывшись ему, исчезли?

— Ты прочитал мои мысли! — торжественно сказал мулла Кори-Абдусаттар. — Это лишний раз подтверждает могущество аллаха, который вложил в твои уста мысли из моей головы!

— Не торопись, мулла, — усмехнулся Карим-домулло. — Ты еще не ответил на все мои вопросы! Отвечай дальше. Раз сокровища исчезли от экскаваторщика Раззака, значит, исчезли бы и от любого другого, если он недостойный?

— Выходит так, — почувствовав подвох, уже неуверенно отозвался мулла Кори-Абдусаттар.

— Тогда объясни мне, темному, зачем охранять от недостойных сокровище, если оно все равно скроется от них?

Тишина в кибитке сохранялась еще только одно мгновение, а потом грохнул такой взрыв хохота, какого я не слыхал ни до, ни после этого. Горцы умели ценить не только веселую шутку, но и остроумный неожиданный ответ.